Рождество Христово. XII век
Рождество Христово. XII век. 36,3X21,2 см.
![Рождество Христово. XII век. Рождество Христово. XII век.](../../icons/sinai_vizantiiskie_ikony/rozdestvo_hristovo.jpg)
Рождество Христово. XII век.
Икона представляет один из самых подробных иконографических изводов «Рождества Христова», содержащий редчайшие подробности. Кроме собственно «Рождества» изображены многочисленные связанные с ним события, в том числе и известные только по апокрифическим источникам. При этом все эпизоды показаны как одна длинная сцена, последовательно разворачивающаяся в пейзаже гористой пустыни. Вверху изображены два хора ангелов, возглавляемых архангелами в императорских облачениях. Они совершают небесную службу, прославляя чудо воплощения на земле Богомладенца. Мистический характер действа подчеркнут изображением светового луча, падающего с небес на младенца Христа в яслях. Пещера с образами Богоматери и младенца составляет центр композиции, а фигура Богоматери заметно выделена своими большими размерами и красным цветом ее ложа.
По сторонам изображена история волхвов, разделенная на три эпизода: их приезда, поклонения младенцу Христу и отъезда. При этом волхвы, в соответствии с древней традицией, показаны трех разных возрастов, символизируя бесконечное время. Младенец Христос благословляет волхвов двумя расставленными руками, подобно архиерею в храме, которому поклоняются трое священнослужителей с Востока. Справа вверху — «Благовестив пастухам», которое включает восходящие к античным буколическим сценам изображения пасущегося стада и мальчика, играющего на флейте. С другой стороны композиции показано иное благовестие — «Сон Иосифа» — чудесное событие, непосредственно предшествовавшее Рождеству. Под Богоматерью на ложе, в качестве одного из смысловых узлов всей композиции, размещено «Омовение младенца», представленное как некий священный ритуал.
Оно дополнено редчайшей для Византии и иногда встречающейся в поздней русской иконописи сценой «Несение купели», изображающей повивальную бабку Саломию, с апокрифическим именем которой связано чудо об отсохшей и ожившей руке. Саломию сопровождает ее помощница и указывающий путь юноша, который в русских вариантах сцены изображается как ангел.
Следующими по времени в нижних регистрах показаны события, связанные с преследованиями Ирода. Слева «Елисавета, прячущаяся с младенцем Иоанном Крестителем в чудесно расступившейся скале», затем читается «Бегство в Египет» с фигурами Богоматери с младенцем на ослята, Иосифа и его сына.
В сцену включено изображение города, во вратах которого стоит фигура в царских одеяниях, протягивающая молитвенно руки навстречу Богомладенцу и владыке мира. Весь нижний регистр композиции занимает перенасыщенная натуралистическими деталями сцена «Избиение младенцев» с фигурой Ирода на троне, отдающего приказы. Таким образом на одной маленькой иконе представлен целый цикл «Рождества Христова», который достаточно точно соответствует текстам, читаемых на богослужениях в связи с празднованием Рождества.
Не имея возможности рассмотреть все детали, остановимся на наиболее важных смысловых акцентах.
К примеру, обратим внимание на скорбный лик Богоматери или на ясли Христа, которые в соответствии с древней традицией уподоблены алтарному престолу. При этом сам спеленутый младенец напоминает о завернутом в плащаницу теле погребаемого Христа, прообразуя Искупительную жертву. Фоном служит пламеобразный контур черной пещеры, вызывающий зрительную ассоциацию с адской пещерой из «Сошествия во ад» и косвенно напоминающий о будущем Воскресении. Купель в сцене омовения показана в виде византийского литургического потира, в котором приносится Евхаристическая жертва. Иконописец с помощью едва заметных изобразительных мотивов драматизирует сцену, сознательно сопоставляя разновременные полюсные события истории спасения.
В этом он прямо следует литургическим текстам, поэтически сравнивающих «Рождество» и «Распятие», представляющих как одно целое Воплощение и Искупительную жертву. Литургическое влияние, характеризующее все византийское искусство XI-XII веков, проявляется в синайской иконе не только в трактовке отдельных мотивов, но и в самом их количестве и чрезмерной подробности. Подобная интерпретация вызывала большую остроту эмоционального переживания исторического евангельского события, которое ежедневно обретало новую мистическую реальность в литургии.
Византийские иконы Синая.
Наверх