Григорович Дмитрий Васильевич
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Я
Григорович Дмитрий Васильевич, писатель, родился 19(31).III.1822 г. в Симбирске в дворянской семьи малого достатка.
Отец его, Василий Ильич, скончался в 1830, и воспитанием Дмитрия Васильевича стала целиком заниматься его бабушка — Мария Петровна.
«В кругу русских писателей,— вспоминал впоследствии Григорович,— вряд ли найдется много таких, которым в детстве привелось встретить столько неблагоприятных условий для литературного поприща, сколько их было у меня» (Полное собрание сочинений, том XII, М.— Спб., 1896, с. 209). Ближайшие родственники — мать и бабушка — говорили между собой только по-французски, русских сверстников у Дмитрия Васильевича не было. До 8 лет он, свободно говоривший и читавший по-французски, не брал в руки ни одной русской книжки. Лишь старый отцовский камердинер Николай рассказывал мальчику русские народные сказки, в какой-то мере знакомил будущего писателя с русской деревней.
В декабре 1832 Григорович помещают в московскую гимназию, а через год отдают в петербургский пансион, содержавшийся француженкой Монигетти и наполненный в основном учениками-французами.
С 1835 Дмитрий Васильевич занимается в пансионе Костомарова, созданном для подготовки к поступлению в Главное инженерное училище, а в 1836 мать записывает его в кадеты этого училища. Григорович тяжело переживает переход из вольной среды пансиона в училище, известное суровой дисциплиной, шагистикой; кроме того, писатель испытывает отвращение к занимавшим почти всю учебную программу техническим наукам. Пребывание в училище лишь частично скрашивала дружба Григорович с Ф. М. Достоевским, литературные беседы с которым во многом повлияли на его формирование художнического мировоззрения. Освободился Григорович от тяготившего его пребывания в училище лишь после напугавшего начальство инцидента, когда кадет Григорович не отдал вовремя на улице честь великому князю.
В 1840 Дмитрий Васильевич, давно уже увлекавшийся живописью и бравший уроки рисования в Строгановском училище (1833), поступает в Академию художеств, одновременно с этим пытает счастья и на театральных подмостках, но, по его собственному определению, «играл ниже всякого описания».
Художник из него также не получился, и Дмитрий Васильевич оставил Академию. Через некоторое время, благодаря случайной встрече с директором императорских театров А. М. Гедеоновым, Григорович стал служить в канцелярии петербургского Большого театра.
Некрасов знакомит Дмитрия Васильевича с литераторами и привлекает его к участию в своих изданиях. Будущий писатель сходится с Тургеневым, Панаевым, Белинским, посещает собрания кружка братьев Бекетовых, в который входили и многие члены тайного общества Петрашевского.
В 1858—59 Григорович принял участие в путешествии на корабле «Ретвизан». Он побывал в Дании, Германии, Франции и Испании. Стоянки в Афинах, Иерусалиме, Палермо были кратковременны.
С конца 50-х гг. Григорович увлекается коллекционированием живописи и художественных предметов и становится одним из виднейших знатоков в этой области. Выступает Дмитрий Васильевич и как художественный критик, освещающий западноевропейское искусство:
«Картины английских живописцев на выставках 1862 года в Лондоне», «Художественное образование в приложении к промышленности на всемирной парижской выставке 1867 года».
Григорович Д.В. первым привлек внимание к вопросу внедрения художественности в промышленную практику. Он утверждал, что декоративная и прикладная живопись и скульптура являются не менее важными видами искусства, чем станковая живопись или монументальная скульптура.
С 1864, отойдя от активных занятий литературой, Дмитрий Васильевич занял пост секретаря Общества поощрения художников, приложив немало усилий к расширению выставочной, печатно-издательской и образовательной его работы. По его инициативе при Обществе возник художественный музей, тогда один из лучших в Европе. Большинство экспонатов этого музея составляли образцы изящного промышленного производства.
Благодаря прозорливости и вкусу Григорович молодые Ф. Васильев и И. Репин получили возможность для совершенствования и развития их талантов. Его духовными «крестниками» были Л. Бернштам и В.Максимов. Стараниями Григорович Рисовальная школа Общества увеличила число учеников с 500 до 1100.
В 1893 юбилей пятидесятилетней литературной деятельности Григорович стал общественным событием.
Скончался Григорович Дмитрий Васильевич на семьдесят седьмом году жизни.
Его первой литературной работой был перевод драмы французского писателя Сулье «Eulalie Pontois», под названием «Наследство» опубликованный в журнале «Репертуар и Пантеон» (кн. IX, 1844). Сам писатель характеризовал его как произведение, заполненное «длинными периодами и риторическими трескучими фразами». Однако перевод увидел сцену в сезон 1844/45 в Алекс.андринском театре.
Следующей пробой пера был перевод французского водевиля «Шампанское и опиум» со стихами В. Р. Зотова.
Перевел Григорович и повесть А. Пишо «Плавучий маяк» для предпринятого А. Плюшаром издания «Переводчик, или Сто одна повесть и сорок сороков анекдотов древних, новых и современных; мыслей, правил, суждений, мнений и пр. ...». Язык первых работ Григорович полон мелодраматических фраз, напыщенных восклицаний, преувеличенных ужасов и невероятнейших красивостей.
Первым самостоятельным художественным произведением Дмитрия Васильевича был рассказ «Театральная карета», опубликованный в «Литературной газете» (1844, № 45). История с суфлером Иваном Ивановичем разрешена в его рассказе средствами и приемами гоголевского реалистического письма, язык изобилует каламбурами, в рассказе выделяются комические детали, повествование часто прерывается обращениями автора к читателю
Следующий рассказ — «Собачка» (1845) не выходил за пределы живо переданного анекдота, привлекающего внимание попытками воссоздать мир чиновнических забав и пресность их службы.
Сам писатель считал первые вещи рассказами «крайне детского содержания: вымученными, лишенными всякой наблюдательности» (XII, 262). Григорович еще предстояло «сделаться литератором». Это казалось, пишет он, «чем-то поэтическим, возвышенным,— целью, о которой только и стоило мечтать» (XII, 262). Подлинной литературной удачей стало для писателя участие в некрасовском сборнике «Физиология Петербурга», для которого он выбрал тему «петербургских шарманщиков». Под таким заголовком и появился в I ч. «Физиологии Петербурга» (1845) очерк Григорович. Детальное знание быта шарманщиков, вынесенное Григорович из многонедельных непосредственных наблюдений, сочеталось в очерке с острой социальной наблюдательностью, характерные детали избранного типа получали художественное выражение, свидетельствовавшее об огромном шаге вперед Григорович - художника. Дмитрий Васильевич не указывает точно на социальные причины забитости и нищенского положения уличных музыкантов, но яркое изображение выносимых ими тягот, резкое противоречие между их интересами и возможностями их осуществления — все это ставило его очерк в ряд обличительных «физиологий» «натуральной шкалы», смело вскрывавших социальные язвы действительности. Работа над очерком потребовала совершенствования языка писателя.
Позже Дмитрий Васильевич расскажет ставший хрестоматийным пример его учебы у Достоевского, указавшего еще до печатания рассказа на некоторую бедность и сухость речи у Григорович «Надо было [вместо «пятак упал к ногам»] сказать,— заметил Достоевский,— пятак упал на мостовую, звеня и подпрыгивая». У Григорович в окончательном тексте: «Пятак упал, звеня и прыгая». «Замечание это,— писал Григорович,— было для меня целым откровением. Да, действительно: звеня и подпрыгивая — выходит гораздо живописнее, дорисовывает движение... Этих двух слов было для меня довольно, чтобы понять разницу между сухим выражением и живым художественным приемом» (XII, 267—268).
Живое сочувствие Григорович к неимущим труженикам и возросший литературный талант вызвали положительный отклик Белинского: «Петербургские шарманщики» г. Григорович — прелестная и грациозная картинка, нарисованная карандашом талантливого художника. В ней видна наблюдательность, умение подмечать и схватывать характеристические черты явлений и передать их с поэтической верностью» (Полн. собр. соч., т. IX, М., 1955, с. 55).
«Физиологическим очерком» стал и помещенный во II ч. «Физиологии Петербурга» рассказ «Лотерейный бал», отличающийся стремлением Григорович разнообразными средствами резко обозначить индивидуальный портрет каждого персонажа.
Новаторством и яркой реалистичностью замысла и исполнения отличалась первая повесть Григорович — «Деревня» (1846). Писатель показал в повести трагические источники бесправного и приниженного положения крепостной женщины, вызванного общественным устройством, при котором прихоть одного человека давит и сушит жизнь, внутреннюю содержательность и душевную красоту подневольного человека. Следствием барского произвола считает Григорович и пассивность, забитость и разъединенность крестьян, равнодушно относящихся к распрям и драмам их крестьянского мира.
Следующее произведение Григорович сделало его знаменитым писателем. В № 11 «Современника» за 1847 он опубликовал повесть «Антон Горемыка». Повесть в первоначальном варианте писатель впервые закончил острейшим социальным эпизодом — сценой бунта крестьян, доведенных до отчаяния насилием управляющего. Однако, чтобы провести повесть через цензуру, Никитенко заменил заключительную главу о бунте другим концом. История обычного мужика, доведенного рядом обстоятельств, от него не зависящих и объясняемых условиями крепостной неволи, до полного разорения и отчаяния, стала в повести Дмитрия Васильевича убедительным обвинением против главного социального зла того времени — крепостного права. Робкий протест против управляющего превратил Антона из зажиточного в самого захудалого мужика на деревне. Такой сюжет повести Григорович есть художественное выражение основного конфликта крепостнической эпохи, при которой беспощадно подавляется всякая попытка к сопротивлению, а подавление, в свою очередь, вызывает отпор. Непримиримость интересов тружеников и крепостников стала художественным фактом в повести Григорович. Успех повести объяснялся и умением Григорович дать ряд сильных символических пейзажных зарисовок, как бы явственно намекающих на неизбежность грозного отпора крепостных масс их вековечным угнетателям. Правда, крестьяне у Дмитрия Васильевича инертны, забиты, разобщены, но объективно из повести можно вывести мысль о закономерности самого резкого проявления недовольства крестьян. Белинский высоко оценил повесть Григорович: «Антон Горемыка» больше, чем повесть: это роман, в котором все верно основной идее, все относится к ней, завязка и развязка свободно выходят из самой сущности дела» (Полн. собр. соч., т. X, с. 347). Своей повестью Григорович прокладывал путь многоэпизодному эпическому роману, главным героем которого при самой различной системе действующих лиц будет народ. Большого успеха добился Григорович в психологической характеристике, строя ее не как развернутые «внутренние монологи», а как точное указание на внутренний мотив того или иного поступка действующего лица. Мужики в повести одинаковы по своему социальному положению, но характеры их весьма разнообразны. Язык повести лишен каких-либо грубых подделок под «простонародную» речь, но обогащен народной образностью. Спокойный, эпический тон нейтрального повествователя о мужике сменяется лишь изредка авторской иронией в тех местах, где речь идет о господах.
На общественное значение повести указывал Л. Толстой в письме к Григорович Д.В. по случаю его юбилея: «Вы мне дороги... в особенности по тем незабываемым впечатлениям, которые произвели на меня, вместе с «Записками охотника», ваши первые повести. Помню умиление и восторг, произведенные на меня, тогда 16-летнего мальчика, не смевшего верить себе,— Антоном Горемыкой, бывшим для меня радостным открытием того, что русского мужика — нашего кормильца и — хочется сказать: нашего учителя — можно и должно описывать, не глумясь и не для оживления пейзажа, а можно и должно писать во весь рост, не только с любовью, но с уважением и даже трепетом» (Полн. собр. соч., т. 66, М., 1953, с. 409).
После появления «Антона Горемыки» Григорович становится постоянным сотрудником «Современника», не раз навлекавшим на журнал своими произведениями гнев царской цензуры, считавшей многие вещи писателя «возмутительно опасными». Некоторые произведения этих лет высмеивали фальшивую благотворительность дворянства
«Бобыль»,
«Капельмейстер Сусликов», 1848.
Обличение дворянского «мертводушия», противопоставленного сочувственному изображению силы и красоты народной души, становится лейтмотивом произведений Григорович.
Вначале 50-х гг. появляются повести —
«Неудавшаяся жизнь» (1850),
«Похождения Накатова» (1849),
«Свистулькин».
Картины паразитического существования аристократических и буржуазных кругов, светского пустословия оттеняются в них изображением бедственного положения одаренных людей из низших слоев общества. Отступлением от достигнутых в «Деревне» и «Антоне Горемыке» принципов реалистического изображения народной жизни явились некоторые повести Григорович, созданные в эпоху «мрачного семилетия».
«Четыре времени года» (1849) Григорович, считал попыткой воспроизведения «опыта простонародной русской идиллии».
Повесть «Прохожий» (1851) отличалась этнографической верностью и наблюдательностью крестьянского быта.
Может быть, именно эти произведения способствовали потеплевшему отношению к Григорович славянофильской критики, резко отрицавшей талант Григорович в «Антоне Горемыке». Однако писатель, после многих колебаний, все же остался верен и «Современнику», и демократическим тенденциям в своем творчестве.
Первый роман — «Проселочные дороги» (1852) — попытка сатирического изображения ничем не выделяющейся массы «мертводушного» дворянства, добровольно и даже небесприбыльно «коснеющего в невежестве». Претензии на мнимую значительность высмеиваются Григорович и едкой иронией, и гневной сатирой, не всегда, впрочем, достигающей подлинной значительности. Подробнейшее рассмотрение быта провинциального дворянства в романе вскрывало всю приземленность и духовную тусклость их существования. Дмитрий Васильевич дает понять в лирических отступлениях и символических пейзажах, что подлинно народную Россию, богатую жизнью и здравой моралью, можно найти лишь на «проселочных дорогах», ведущих в «самое сердце русской земли. Тут только увидите вы настоящее русское поле с его необъятным, манящим простором, о котором, быть может, вы прежде сладко мечтали; тут услышите вы народную речь и русскую песню...» (III, 172). Недостатком романа явилась малая самостоятельность Григорович в выборе объекта изображения и в ощущаемом подражании гоголевским «Мертвым душам». Не удалось Григорович соединить в одном фокусе и многочисленные сюжетные линии, не вполне мотивировано и введение в систему образов многих действующих лиц.
Большего успеха он достиг в «Рыбаках» (1853), где возвращение к теме народной жизни и эпическое ее решение. Вновь вернуло руке писателя твердость и зрелость. Писателя интересуют в его героях черты нерастраченной душевной мощи, положительные качества простолюдинов, их нравственное здоровье и естественная органичность. Фактически писатель пытался представить живые силы русской нации и искал их в народе, а не в кичливом, нравственно опустившемся дворянстве. «Рыбаки» были во многом удачной попыткой создать жизнеутверждающий характер человека из народа, не лишенный, впрочем, некоторой идеализации и преувеличенной патриархальности. Писатель в этом романе склонен подменять также социальную дифференциацию типов нравственно-психологической, деля персонажи из народа на «хищных» и «кротких».
Новым в русской литературе стало и изображение Григорович типов фабрично- заводских рабочих и процесса разрыва общинных связей.
В следующем романе — «Переселенцы» (1855—56) основной конфликт, построен на столкновении помещика и крестьянина, отстаивающих разные интересы в одном деле. Переселение крестьян, затеянное вроде бы и добрым барином, приводит к трагедии из-за эгоистической позиции барина, совершенно не представляющего того, чтобы у крестьян были какие-либо интересы, противостоящие барским. Дмитрий Васильевич считает беспечность и эгоизм помещиков не нравственным пороком, а социальным преступлением, хотя тут же возлагает надежды на возможность разрешения коренных противоречий крепостного строя путем филантропических преобразований и усиления нравственной ответственности помещиков. Напечатав в 1864 повесть «Два генерала», Григорович Д.В. на многие годы отошел от активной литературной деятельности.
Писательскую позицию Григорович отличало следование гоголевскому направлению. В его повестях и романах главенствует критическое изображение явлений с позиций общедемократического идеала. В большинстве случаев решение общественных проблем в произведениях Григорович преобладает над задачами психологических истоков поведения персонажа. Характеру общественной повести и романа, представленным в творчестве писателя, чаще всего сопутствует очерковая манера, ясно выраженный этнографический элемент. Особое место Григорович в развитии русского реализма определяется его удачными попытками поставить человека из народа в центр повествования, не вычленяя его из народной среды, а также показать жизнеутверждающую силу его характера. Последними произведениями Григорович Д.В., вызвавшими широкое признание его неоскудевающего таланта, были рассказ «Гуттаперчевый мальчик» (1883), «Литературные воспоминания» (1887—92).
Рассказ — маленький шедевр, отличающийся особенной человеческой теплотой, меткой и разносторонней наблюдательностью и классической отточенностью литературной формы.
«Литературные воспоминания» (1887—92) Григорович, хотя и написаны с явным желанием избежать резко определенных оценок идейной борьбы 40—60-х гг., все же содержат ценнейший материал по истории русской литературы и журналистики.
Интересно, что В. И. Ленин процитировал для характеристики слуг царизма в статье «Внутреннее обозрение. Голод» (Полн. собр. соч., т. 5, с. 3.13) заглавие одной из последних повестей Григорович — «Акробаты благотворительности».
Умер 22.XII.1899 (3.I.1900 г. в Петербурге
