Малоизвестные страницы истории
присоединения Крымского ханства
к России
Малоизвестные страницы истории присоединения Крымского ханства к России. Из хроники 1783 года
Крым. Гурзуф. Открытка начала XX века.
«Не описываю о красоте Крыма, сие бы заняло много время, а скажу только, что Ахтиар лутчая гавань в свете. Петербург, поставленный у Балтики, — северная столица России, средняя Москва, а Херсон Ахтиарский да будет столица полуденная моей Государыни. Пусть посмотрят, который государь сделал лутчий выбор».
Это — строки из послания Г. А. Потемкина к императрице Екатерине II. Написаны они 13 июня 1783 года, до присоединения Крымского ханства к России. Потемкин под большим секретом посетил Крым и на берегу Ахтиарской гавани выбрал место для основания главной базы строящегося Черноморского флота. Он же дал имя новому городу — Севастополь.
Меня спросят: «Как же так? Ведь Крым был присоединен 8 апреля 1783 года». И сошлются на высочайший манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу».
На самом деле 8 апреля манифест был только подписан и хранился в глубочайшей тайне, о чем 10 апреля уведомил отправившегося на юг князя Г. А. Потемкина А. А. Безбородко — доверенный сотрудник П. А. Румянцева в минувшей войне с Турцией (1768—1774), ставший к 1783 году ближайшим советником Екатерины II в решении вопросов внешней политики Империи.
Важнейшую военно-дипломатическую операцию по присоединению ханства к России разработал Потемкин. Ему же предстояло провести ее в жизнь.
Безбород ко сообщал: «С сим курьером посылаю к Вашей Светлости рескрипт с манифестом. Ея Императорское Величество повелеть изволила напечатать их секретно под ведением Господина Генерала-Прокурора двести экземпляров с тем, чтоб по напечатании набор их запечатать до времени для сохранения в тайне. Все оные двести экземпляров при сем в особом пакете посланы. Что же касается до перевода на татарский язык, то Ея Величество предпочла зделать оный у вас чрез Г. Рудзевича, нежели вверить Надворному Советнику Муратову, при посланнике татарском находящемся, дабы прежде времени не было открыто о сем намерении».
Как видим, государыня не решилась доверить перевод манифеста чиновнику Коллегии Иностранных дел и предпочла поручить это дело Рудзевичу, агенту русского правительства, выполнявшему секретные поручения Потемкина. Да и сам факт печатания манифеста под наблюдением генерала-прокурора князя А. А. Вяземского (фактического министра внутренних дел, юстиции и финансов) свидетельствует о тайне, в которой принималось решение о присоединении ханства.
Опуская подробности, отметим, что крымский хан Шагин-Гирей, как писали русские дипломатические агенты в Крыму, «17-го числа апреля прислал к корпусному командиру Графу Дебальмену и Министру Веселицкому письма, в коих отозвался, что он по обстоятельствам времени, слагая с себя ханство, от правления совсем отказался». Генерал-поручик Де Бальмен командовал русскими войсками на полуострове, дипломат Веселицкий состоял российским резидентом при хане.
Восстановленный на престоле после мятежа 1782 года при нашей вооруженной помощи, Шагин-Гирей обрушил репрессии на вожаков возмущения, в числе которых были представители самых знатных родов ханства. Потемкин от имени императрицы сделал хану строгий выговор за учиненные им казни и через своих агентов заверил влиятельных жителей полуострова в том, что они всегда найдут защиту у русских войск. Оказавшийся в полной изоляции Шагин-Гирей сложил с себя полномочия. Ему была назначена огромная пенсия — 200000 рублей в год.
На случай вмешательства в события Турции, которая в течение трех столетий использовала ханство (своего вассала) для нанесения ударов по России, Польше, Австрии, согласно плану Потемкина, на южных границах империи сосредоточились крупные силы под общим командованием Румянцева.
В официальном донесении от 14 июня Потемкин подробно обрисовал императрице обстановку:
«Сей день отправлены в Крым манифесты, которые до сего удерживался я производить в действо за неприбытием туда назначенных полков. <...> Будучи тамо, я нашел все полки на постах. <...> Умыслы же Ханские в отлагательстве отъезда не мало препятствовали успеху. Окружающие его чиновники наклонили на свою сторону всех духовных, а те начали внушать старикам, что им в подданство неверным итти запрещает Алкоран, что в случае отказа Ханского долг их есть, во-первых, прибегнуть к Султану как к верховному калифе. Хан же из сего препятствия ожидал той пользы себе, что Ваше Величество, не успев в своем намерении, принуждены будете, в отвращение нового выбора, его как верного себе паки возвести на ханство и с большими еще выгодами.
По таким обстоятельствам отложил я публиковать Манифесты до собрания войск, которые в Крым сего дня вступать начали, а между тем всю возможность употребил к отвлечению от ханских видов тех, кои поддавались. Благонамеренные нам час от часу умножаются. <...>
Будучи в Бахчисарае, представились ко мне все беи Ширинские и Мансурские, так как и лутчие из капыхалков, то есть, дворян. Я им сказал, что Ваше Величество приемлете всевозможные меры к основанию их покоя, которое прежними об них положениями не могло быть твердо. Они у меня просили позволения представить мне письменно свой план, но я им велел сказать, чтоб тут ни о старом Хане, ни о выборе нового ничего не упоминалось. Из духовных ко мне ни один не явился, а что касается до черни, то сии весьма покойны и с нашими обходятся дружно. Они б еще были обходительнее, есть ли б некоторые полковые командиры удержались от разных злоупотреблений, что я строго пресек. <... >
Манифесты для объявления в Тамане и на Кубане отправил я 10-го сего месяца к Генерал-Порутчикам и Кавалерам Суворову и Потемкину (Павлу Сергеевичу, дальнему родственнику Г. А. Потемкина. — В. Л.), препоруча первому публиковать оные в Тамане и по нижней части реки Кубани, последнему же сие исполнить на ея вершинах».
У А. В. Суворова и П. С. Потемкина в Прикубанье все было готово к принятию присяги. «При восклицаниях наших «ура» и «алла», бывших началом здесь производства высочайших намерений, спешу Вашу Светлость всенижайше поздравить приложениями от обеих народов, соединяющихся в единый», — доносил 28 июня (вдень восшествия Екатерины II на престол) Суворов, лично участвовавший под Ейским укреплением в принятии присяги начальниками Джамбулуцкой и Едисанской ногайских орд. Вскоре пришло известие о присяге Едичкульской орды на самой Кубани и горских народов в ее верховьях.
Присяга крымской знати, чиновников и . духовенства была торжественно принесена 10 июля на вершине горы Ак-Кая под Карасу-Базаром в личном присутствии Г. А. Потемкина, о чем он 12 июля писал императрице: «Матушка Государыня, я чрез три дни поздравлю Вас с Крымом. Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все. Вам еще то приятнее и славнее, что все прибегали под державу Вашу с радостию».
16 июля в Санкт-Петербург полетело новое донесение: «Вся область Крымская с охотою прибегла под державу Вашего Императорского Величества. <...> Исполнив в точности высочайше возложенное на меня служение, долгом поставляю повергнуть к освященным Вашего Императорского Величества стопам усердную службу и труды Генералов, коим поручал я производство сего знаменитого дела и которым единственно весь успех принадлежит. Для себя же большим счастием почту, если сей малый опыт будет мне способом к получению важнейших Вашего Императорского Величества повелений».
Через три недели, посылая в столицу известие о заключенном с грузинским царем Ираклием II Георгиевском трактате, князь Григорий Александрович, любивший и знавший историю, подвел итоги: «Какой Государь составил столь блестящую эпоху, как Вы. Не один тут блеск. Польза еще большая. Земли, на которые Александр и Помпеи, так сказать, лишь поглядели, те Вы привязали к скипетру российскому, а таврический Херсон — источник нашего християнства, а потому и людскости, уже в объятиях своей дщери. Тут есть что-то мистическое. Род татарский — тиран России некогда, а в недавних времянах стократный разоритель, коего силу подсек царь Иван Васильевич. Вы же истребили корень. Граница теперешняя обещает покой России, зависть Европе и страх Порте Оттоманской. Взойди на трофей, не обагренный кровию, и прикажи историкам заготовить больше чернил и бумаги».
В Петербурге А. А. Безбородко готовил ответ на французскую ноту, поданную посланником маркизом де Вераком. «Верак, скучая об ответе на мемориал Двора своего, когда ему между тем говорено было, что овладение Крымом не есть намерение, но дело уже оконченное, не верил сему, предсказывая тут в самом начале исполнения разные, по его мнению, трудности, — говорилось в письме Безбородко Потемкину от 20 июля 1783 года. — Для убеждения его в противном и для приуготовления к ответу, который мы дадим ему по получении курьера, из Вены ожидаемого, в завтрешней газете напечатан будет Манифест с кратким заглавием, что получены от Вашей Светлости известия о его обнародовании в Крыму, на Тамане и Кубане».
Действительно, в пятницу 21 июля в № 58 «Санкт-Петербургских ведомостей» было напечатано: «На сих днях получено известие из Главной квартиры Господина Генерал-Аншефа, Екатеринославского, Астраханского и Саратовского Государева Наместника Князя Григорья Александровича Потемкина, при городе Карас-Базаре в Крыму, что как в том полуострове, так на острове Тамане и на Кубани обнародован следующий Высочайший Ея Императорского Величества Манифест». Далее следовал текст документа. Как мы видим, 8 апреля 1783 года — это дата его подписания императрицей. Дата же опубликования манифеста, из которого Европа узнала о присоединении Крымского ханства к России, — 21 июля 1783 года.
Вячеслав Сергеевич Лопатин
Источник материала: журнал «Московский журнал», № 5 (281), май 2014 г.
Далее: Потемкин в Крыму. О первых шагах генерал-губернатора Новороссийского края Г.А. Потемкина по культурному и хозяйственному освоению Крыма. Вадим Тимофеевич Кулинченко.
