Аввакум Петров
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Я
Аввакум Петров, протопоп родился в 1620 году, в селе Григорово Нижегородской области, в семье священника; умер 14.IV. 1682 г. в г. Пустозерске Архангельского края.
Создатель прославленного «Жития, им самим написанного», вождь русских раскольников в первое время этого значительного общественного движения, под религиозной оболочкой которого сталкивались противоречивые интересы, зачастую вполне мирского характера.
Нравственное влияние на Аввакума оказала мать, женщина кроткого нрава, «постница» и «молитвенница», постригшаяся позже в монахини. Перед смертью своей мать женила Аввакума на бедной сироте Анастасии Марковне, на многие годы ставшей верной спутницей и духовной единомышленницей своего сложного нравом и крутого характером мужа, самоотверженно деля все тяжелейшие горести и напасти, которым всю жизнь, за редчайшими исключениями, подвергался Аввакум Петров.
Какие-то столкновения с односельчанами привели его к изгнанию из родного села, и он перебрался в село Лопатицы, где в 21 год был поставлен в дьяконы, а через два года получил сан священника. Сведения о его жизни находятся в основном в его «Житии», где Аввакум подробно рассказывает о борьбе с нравственной распущенностью его прихожан, которым, видимо, совсем не по душе пришелся «огнепальный» характер протопопа с его нравственным максимализмом, принимавшим самые крайние формы. При этом на Аввакума наступал объединенный фронт рядовых обывателей и начальников, которых, видно, также касались его обличения. Не один раз за это время его избивали, отнимали имущество и выгоняли из села. Пришлось отправиться за поддержкой в Москву, где приближенные к царю протопопы Стефан Вонифатьев и Иван Неронов помогли ему. Но и с их духовной грамотой протопоп не переломил враждебного к нему отношения, принявшего характер постоянной травли. То боярин Шереметьев грозит ему потоплением в Волге, то другой начальник стреляет в него. Пришлось опять, после хлопот в Москве, переводиться в другое место — Юрьевец Подольский. Но там, через восемь недель поднялся настоящий бунт против Аввакума Петрова, не щадившего неправедного житья своих «духовных детей». Жестоко избитому протопопу удалось спастись лишь под прикрытием присланных пушкарей. Любопытно, что подстрекателями выступили другие попы, которым не по нраву пришлись аввакумовский «лай» против их распутства.
В 1652 прибежал он без семьи в Москву и служил, подменяя Ивана Неронова, в Казанском соборе. Как и многие другие члены кружка «ревнителей благочестия», немало содействовавшего избранию патриархом Никона, Аввакум круто повернул против патриарха, как только увидел в его действиях отход от многих укоренившихся в практике русской православной церкви обрядов. Конечно, происходивший в русской церкви раскол по своему общественному содержанию далеко уходил в конкретных столкновениях от чисто догматических споров и богословских толкований. Как и многие религиозные движения средневековья, он, по словам Энгельса, скрывал «интересы, нужды и требования отдельных классов» (Собр. соч., т. 7, с. 360). С этого момента в описаниях страданий и мучений Аввакума слышен острый, гневный протест человека незаурядного, духовно выдающегося, попираемого всей силой существующей власти со всем ее аппаратом насилия за свои убеждения, строго религиозный характер, которых теперь во многом переходит в «великие на царский двор худы». В своих горестях и мучениях, в подневольном своем положении, в рабской зависимости от дурного или хорошего расположения духа того или иного начальника протопоп Аввакум сохраняет несгибаемое мужество, духовную независимость. Его личный протест против жестокости, применяемой к нему, объективно смыкается с демократическим протестом широких трудящихся масс, не защищенных ничем от физических надругательств или даже истребления. Помимо чисто религиозного содержания, имеющего сейчас только исторический интерес, в проповедях и обличениях Аввакум с начала раскола находим яркую и сильную фигуру борца за идею, идущего на любые казни «за единый аз».
Посаженный на цепь в Андрониевом монастыре (Москва), Аввакум Петров после многих унижений и надругательств был приговорен в Успенском соборе в присутствии царя и патриарха к ссылке в Сибирь, в Тобольск. После полутора лет жизни в Тобольске он по доносам сослали на Лену, потом в Дауриею, где Аввакум и его семья страдали от садистских расправ местного воеводы Пашкова. От голода и нужды погибли два сына протопопа. Два раза Аввакума возвращали из ссылки, но попытки склонить его лестью к примирению с властями окончились неудачей, хотя мягкие уговоры чередовались с жесточайшими мерами физического воздействия. Аввакум оставался непоколебим, и в августе 1667 он был лишен церковным собором сана, предан проклятию и сослан в заключение в Пустозерск, где и провел в земляном срубе пятнадцать лет, страдая сам и видя страдания друзей, которым на его глазах отрубали руки и вырезали языки. Здесь же написано большинство его произведений, сюда устремлялись его единомышленники, здесь он написал свое «Житие» и погиб на костре за «великия на царский двор хулы».
В жизни и деятельности протопопа Аввакума Петрова, в его исключительно самобытной и сильной личности соединялись самые противоречивые черты. Упрямое отстаивание закоснелых догм как первейших жизненных принципов сочетались у Аввакума с необыкновенно развитым чувством нравственного достоинства, с яркими проявлениями жизненного чувства, полноты мироощущения; отстаивание строжайшей духовной иерархии сочеталось с демократической прямотой в общении с сильными мира; призывы к смирению, доходящие до предельного аскетизма, перемежались неукротимостью и дерзостью борца, не знающего страха и сомнения.
До нас дошло несколько десятков его сочинений, в основном поучительного характера, но чрезвычайно разнообразных в жанровом отношении: беседы, толкования, поучения, послания и записки, повести (в том числе изумительное «о трех исповедницах слово плачевное» — своеобразное краткое житие — некролог боярыни Морозовой, увековеченной Суриковым).
Но особое место в древнерусской литературе занимает его гениальное «Житие» — фактически первый подробный рассказ о становлении и борьбе человеческой личности, с намечающейся индивидуализацией характера, изображенной в достаточно глубоко осмысленных жизненных обстоятельствах.
Смелость Аввакума в его «Житии» (1672—75) выразилась в сильнейшей деформации традиционной формы житий, эволюционирующей у него в автобиографическое повествование, представляющее своеобразную жизненную исповедь необыкновенной для древней литературы искренности. Последовательность жизненных эпизодов в «Житии», обусловленная яркой, самобытной фигурой рассказчика пронизывающего своей иронией и любовью, сарказмом и душевной нежностью повествование, превращается в историю души человеческой, ценной во всех, даже мельчайших ее проявлениях. Внимание Аввакума Петрова к своей личности, столь полно проявившееся в «Житии», отнюдь не определяется только его повышенным самомнением и чувством духовного превосходства над обыкновенными людьми, что, несомненно, дает себя знать в «Житии». Не в меньшей мере присутствует здесь и прогрессивная для XVII века идея бесконечной ценности человеческой личности, в какой-то мере независимо от ее сословной принадлежности. Конечно, для Аввакума достоинство личности во многом определяется следованием неоднократно излагавшемуся им идеалу мирской жизни, сплошь проникнутой религиозностью в любом ее повседневном проявлении. Но объективный смысл созданной Аввакумом картины борьбы героической личности со всеми силами государственного угнетения и ее несломленности поднимал человеческое достоинство на такую высоту, которой оно не достигало в предшествующей литературе.
Важнейшим художественным достижением Аввакума Петрова следует считать и его непосредственный активный авторский пафос, придающий всему произведению редкий по искренности и взволнованности тон. Здесь уже в значительной мере реализована возможность возникновения «сопереживания» у читателей. «Житие» рассчитано на непосредственный отклик, сиюминутное сочувствие, на возбуждение непосредственной реакции читателя на каждый поворот темы. Такой авторской экспрессивности должно соответствовать ответное душевное устремление читателя. Тут драматизм непосредственно смыкается с лирической одушевленностью, заставляющей слышать сердцем написанное Аввакумом. Автор достигает особенной душевной приподнятости в тех местах «Жития», где обращается к своим единомышленникам, называя их ласковыми именами, оставаясь необыкновенно дружественным даже в попреках, впадая порой в мало свойственный ему чувствительнейший тон. Исследователи отмечали непринужденность стиля «Жития», написанного Аввакумом, одинаково просто и живо передающего массовые сцены и лирические воспоминания, идейные споры и супружеские задушевные разговоры. Тематическое разнообразие эпизодов «Жития» успешно поддерживается широтой стилистических пластов богатой речи протопопа. В малой только своей части (в наиболее традиционных местах) «Житие» использует церковнославянизмы, большая же часть произведения отличается живой, красочной речью, самим Аввакумом определяемой как «просторечие» и «вяканье». Эстетическая основа речевой практики Аввакума Петрова выражена им в предисловии к третьей редакции его «Жития»: «И еще что речено просто, и вы, господа ради, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природный язык, виршами философскими не бык речи красить, понеже не словес красных бог слушает, но дел наших хощет». Языковое новаторство Аввакума сказалось не столько в предпочтении какого-либо одного стиля просторечной речи, а в широком употреблении различных манер изложения. К этому надо добавить яркую сказовую манеру, не имевшую еще у Аввакума чисто литературной функции, но предварявшую ее в развитии русской литературы вплоть до наших дней. Исключительно консервативный во многих опорных пунктах своей идеологии, он в то же время был смелым новатором в литературе, сокрушительно разрушавшим устоявшиеся каноны жанра и стиля, много сделавшим для полнокровного и правдивого изображения человеческого характера. Произведения Аввакума, его великолепный язык не один раз служили предметом восхищения известных русских и советских писателей. Тургенева пленяла «живая речь» Аввакума, «писавшего таким языком, что каждому писателю надо изучать его».
Лев Толстой говорил об Аввакуме Петрове неизменно «с большим уважением и любовью» (Полн. собр. соч., т. 55, с. 544), делал выписки из «Жития» в записные книжки.
Ф. М. Достоевский полагал, что никакой иностранный перевод не в состоянии передать самобытную речь «Жития» (Собр. соч., т. XI, М., 1929, с. 362).
«Язык, а также стиль писем протопопа Аввакума и «Жития» его остаются непревзойденным образцом пламенной и страстной речи бойца»,— писал А. М. Горький (Собр. соч., в 30-ти т., т. 27, с. 166).
Алексей Николаевич Толстой говорил о «живом, мужицком, полнокровном голосе» Аввакума Петрова, «бунтаря, неистового протопопа», называя его «Житие» и «Послания» гениальными (Полн. собр. соч., т. XIII, с. 362).
