Олег Рязанский

Дата публикации или обновления 01.11.2021
  • К оглавлению: Правители
  • Олег Рязанский - продолжение

  • Источник материала: газета "История" (еженедельное приложение к газете "Первое сентября", г. Москва) № 04, 2002 г., издательский дом "Первое сентября".


    «Среди современных Димитрию Донскому русских князей замечательна судьба князя Олега Рязанского. Бодрый, способностей выдающихся, он постоянно враждовал с великим князем, и когда Димитрий пошел на Мамая, Олег ссылался с союзником Мамая, королем польским, и не пристал к Димитрию. Незадолго до смерти Димитрия преподобный Сергий Радонежский ходил в Рязань, чтобы примирить Димитрия с коварным и мятежным Олегом. И тут умягчилось бурное сердце: он заключил с Димитрием искренний союз. Вероятно, воздействию ... дивного старца нужно приписать перелом, происшедший в жизни Олега.

    Пред концом ее, мучимый раскаянием за всё, что было в ней темного, он принял иночество и схиму в основанном им в 18 верстах от Рязани Солотчинском монастыре. Там он жил, нося власяницу, а под ней ту стальную кольчугу, которую не захотел надеть, чтобы оборонять отечество против Мамая. Инокинею закончила жизнь и его супруга княгиня Евфросинья. Их общая гробница в соборе обители. Многие жители Рязани и соседних уездов бывают тут на поклонении иноку-князю и служат по нем панихиду, испрашивая себе его молитв, причем обыкновенно надевают на себя его кольчугу».

    Рязань, Памятник Олегу Рязанскому
    Памятник Олегу Рязанскому в Рязани.
    Памятник Олегу Рязанскому в Рязани.
    Памятник Олегу Рязанскому в Рязани.

    В этом рассказе Е.Поселянина легко найти ряд несуразиц. Во-первых, князь Олег во время Мамаева побоища хотя и не участвовал в битве, но стоял с войском своим наготове и кольчугу уж наверняка надевал. Во-вторых, обыкновенно иноки в знак самоуничижения и раскаяния носили под власяницами вериги, которые весили намного больше кольчуги. Даже неподготовленный человек способен долгое время носить кольчугу, не снимая ее, что уж говорить о князе-воине XIV в., сызмальства приученном к тяготам военной жизни?

    Стоит задуматься, а не носил ли князь Олег кольчугу, опасаясь за свою жизнь? При этом он не надеялся ни на защиту монастырских стен, ни на собственный монашеский чин. На первый взгляд, мысль нелепая, однако не будем торопиться. Давайте вместе проследим — насколько возможно подробно — жизнь одного из самых ярких князей русской истории XIV — начала XV в. и постараемся разгадать загадку его кончины.

    У князя Олега была трудная судьба и посмертная недобрая слава, созданная московскими летописцами и дошедшая до наших дней. Изменник, ставший всё же святым. Князь, которого окрестили «вторым Святополком» на Москве, но которого любили рязанцы, которому они были верны и в победах, и после поражений.

    Олег Иванович, сын князя Ивана Александровича (по некоторым данным — великого князя Рязанского) и племянник пронского князя Ярослава Александровича, стал великим князем Рязанским в 1350 г., будучи еще ребенком. В наследство ему досталось княжество, со всех сторон окруженное недругами. С одной стороны — набеги татар, с другой — усиливающееся Московское княжество, с третьей — Литва. Не было покоя и в самой Рязанской земле.

    С первых десятилетий XIV в. длилась здесь кровавая распря. В 1339 г. рязанский князь Иван Иванович Коротопол убил своего двоюродного брата Александра Михайловича Пронского, направляющегося в Орду с выходом.

    Известно, что только великий князь, чья власть была утверждена Золотой Ордой, мог собирать дань для хана на территории своего княжества. Следовательно, в Рязанской земле шла борьба за великое княжение. Закончилась усобица смертью главных претендентов на великое княжение — Ивана Коротопола Рязанского (1343 г.) и Ярослава Александровича Пронского (1344 г.).

    Не сохранилось данных о том, почему великим князем рязанским стал именно Олег Иванович, но понятно, что к моменту его вокняжения никто из его родичей уже не претендовал на титул великого князя. Возможно, все старшие князья были уже убиты.

    Усобицы на время закончились, и это позволило Олегу Ивановичу к началу 1350-х гг. замыслить наступление на Московское княжество.

    В 1353 г., 22 июня, рязанский военный отряд захватил волость Лопасню, которая когда-то входила в состав рязанских владений. Лопасненский наместник Михаил Александрович был пленен и отведен в Переяславль-Рязанский, а через некоторое время выкуплен московским правительством. По утверждению Рогожского летописца, «князь Олег еще тогды молод был, младоумен, суров и свиреп сыи с своими рязанци, с потаковникы ему с бродни, много зла христианом сътвориша…». Московская летопись упрекает рязанцев в жестоком обращении с пленным наместником: «И биша его и многы пакости ему сътвориша».

    Бродни (или бродники) — это казаки, селившиеся на окраинах Рязанского княжества, некая вольница, не мирившаяся с порядками и в то же время нередко поддерживавшая местных властителей.

    Лопасня отошла к Рязанскому княжеству. Изменение границ потребовало вмешательства Орды. В том же 1353 г. в рязанских рукописях приводится сообщение о том, что «посол из Орды приходил на Рязань учинить межу московским князьям». Видимо, речь здесь идет о размежевании московских и рязанских земель. Размежевание действительно состоялось — это подтверждает духовная грамота московского князя Ивана Ивановича, в которой называются «места Рязаньская отменная», полученные «в Лопасны места». В числе этих мест оказывается, в частности, «новый городок на усть Поротли».


    Олег Иванович стремился усилить свое княжество, подчинив соседних князей. Так, в 1355 г., по свидетельству летописей, произошла смута в Муроме. Власть по решению Орды захватил связанный с Рязанью князь Федор Глебович. С этого времени Муром надолго остается под властью великого князя Рязанского.

    Здесь имеет смысл уточнить, что мы подразумеваем, говоря «под властью князя Олега Рязанского». Это не вассальная присяга по западному образцу и не финансовая зависимость (дань). Отношения между князьями на Руси оформлялись в то время договорами и докончальными грамотами. У нас не сохранилось докончальных грамот между князьями Рязанской земли. Однако есть все основания предполагать, что эти грамоты аналогичны дошедшим до нас соглашениям между Дмитрием Ивановичем Московским и соседними князьями.

    Докончальная грамота является договором между князьями, самостоятельно хозяйствующими в рамках своего княжества. Самим подписанием этих грамот князья признают власть друг друга. В подобных документах фиксировались границы и подробно регламентировалось хозяйственное взаимодействие между договаривающимися сторонами. Зачастую оговаривалось старшинство одного князя перед другим.

    Именно в этом смысле следует понимать выражение «попал под власть» — попал под такую власть, какую старший брат имел над младшим в патриархальной русской семье того времени. Эта власть, оговаривавшаяся в грамотах подробно, не простиралась далее, чем согласованная внешняя политика (вплоть до совместных военных походов).

    Причем тот, кто назван «старшим братом» в докончальной грамоте, принимает решения по этой внешней политике, а «младший брат» должен ему подчиниться и, соответственно, в случае совместных военных действий выступить на стороне «старшего брата» (или просто выставить дружину).

    Таким образом, поставив на муромский престол дружественного князя и связав его докончальной грамотой, в которой тот признавал Олега старшим братом, рязанский князь получил возможность во время походов усиливать свою армию муромской дружиной. В то же время он, видимо, принял на себя обязательство выступать на защиту Муромского княжества в случае, если тому будет угрожать опасность.

    Доказательствами существования подобной докончальной грамоты можно считать то, что во всех важных походах Олега Ивановича участвовал муромский князь, и то, что рязанская и муромская дружины неоднократно совместно выступали против вторгавшихся в их пределы татар.


    Под 1356 г. летописи отмечают два события, связанные с Рязанью. Одно из них — поставление в Рязани епископа Василия. Другое известие весьма любопытно и рассказывает о загадочном убийстве в Москве.

    3 февраля 1356 г. в Москве произошло убийство Алексея Петровича Хвоста Босоволкова — тысяцкого. «И бысть мятеж велий на Москве того ради убийства. И тако тое же зимы по последнему пути болшии бояре московстии отъехаша на Рязань з женами и з детми».

    То есть убийцы тысяцкого — бояре, боровшиеся с ним за власть, в первую очередь Вельяминовы, бежали в Рязань, уверенные, что там их не достанет гнев московского князя.

    Тысяцкий в то время ведал в Москве вопросами финансового и судебного надзора, возглавлял городское ополчение. Вельяминов был тысяцким при Семене Ивановиче Московском и стоял за удовлетворение денежных запросов Орды, что приводило к увеличению поборов с горожан. Хвост выступал против проордынской политики (то есть против повышения налогов). Иван Иванович, брат князя Семена, придерживался антиордынской позиции.

    Поэтому, унаследовав княжество после смерти Семена, он поставил тысяцким Алексея Петровича.

    Позиция Хвоста была по сути популистской. Покуда Иван Иванович не правил и не отвечал лично перед Ордой за недоимки, он поддерживал Хвоста. Однако, став великим князем и отправившись в Орду, он осознал, насколько его власть и сама жизнь зависят от размеров ордынского выхода. Поступок Вельяминова и его сторонников получил одобрение в Орде.

    В 1357 г. в Москву из Орды приезжает посол Иткар «про запрос ко всем князем русским». В том же году великий князь Иван Иванович и все русские князья едут в Орду, где в это время произошло убийство Чжанибека и захват власти его сыном Бердибеком. В 1358 г. вернувшийся из Орды Иван Иванович «перезва к себе паки [перезвал снова] дву бояринов своих, иже отъехали были от него на Рязань, Михайло и зять его Василей Васильевич [Вельяминов]».

    Согласно Рогожскому летописцу, Иван Иванович принял своих бояр в Орде, а не по возвращении в Москву.

    Возможно, что хан напрямую повлиял на решение московского князя и тот вынужден был простить преступников.

    Они в конечном счете добились своего: должность московского тысяцкого вновь перешла к Вельяминову. Эта должность так за ним и осталась; вероятно, Иван Иванович Московский убедился, что проордынская политика для него выгодна.

    Отметим тот факт, что проордынски настроенные бояре скрывались именно в Рязани. Видимо, рязанский князь в то время был враждебно настроен по отношению к Москве, но находился в хороших отношениях с Золотой Ордой. Этот вывод подтверждается последующими событиями.

    В 1358 г. ханский посол Маглет-Хожа явился в Рязанскую землю. Московские летописи пишут, что посол «много в них зла сътвори», после чего «к великому князю Ивану Ивановичю присылал о разъезде земля Рязанскиа, князь же великии не впусти его в свою отчину».

    В Троицкой летописи данные события описываются так:

    «Въ лето 6866 выиде посолъ великъ из Орды, царевъ сынъ, именемъ Маматхожа, на Рязанскую землю и много въ нихъ зла сътвори, и къ великому князю Ивану Ивановичю присылалъ о разъезде земля Рязанскiа, князь же великiи не впусти его въ свою отчину въ Русскую землю и потомъ на борзе отъ царя въ Орду позванъ бысть Маматхожа, занеже ко царю въ коромолу вниде, и въ Орде царева любовника убилъ, а самъ побежалъ къ Орначю, и гонци постигоша его и яша, и тамо убьенъ бысть повеленiемъ царевымъ».

    В Никоновской летописи нет указания на «зло», зато сказано, что посол намеревался «пределы и межи утвръдити нерушимы и непретворимы». Посол был вскоре отозван в Орду и убит там. Никоновская летопись объясняет это тем, что «клевета прииде на него царю».

    Видимо, ханский посол действительно намеревался установить (и установил) новые переделы и межи между Москвой и Рязанью, причем сделал это в пользу Рязани, что московские летописцы расценили как «зло». Тогда становится понятно, почему Иван Иванович не пустил посла в свою отчину, а впоследствии, вероятно, московский князь и оклеветал Маглета.


    В начале 1360-х гг. у Олега Ивановича появился еще один беспокойный сосед — темник Мамай откочевал со своей Ордой на запад от Сарая, к границам Рязанского княжества.

    А в 1365 г. ордынский князь Тагай, укрепившийся в Наручадской земле, совершил набег на Рязанскую землю, выжег Переяславль-Залесский и «плени все власти [волости] и села». Олег Иванович вместе с князьями муромским, пронским и козельским пошел в погоню за татарами и настиг их «под Шишевским лесом на Воине». И «побиша князи рязанстии татар». В результате «злой сечи» Тагай бежал «во страсе и трепете мнозе быв и недоумевся, что сътворити, видя всех татар избиенных, и тако рыдаа и плача и лице одираа от многиа скорби, и едва в малой дружине убежаща».

    Кары со стороны Орды в отношении Рязани не последовало, так как Тагай «сам о себе княжаще» «в Наручадской стране» «по разрушении Ординьском», т.е. самочинно захватил власть в Наровчатской земле во время «замятни» в Орде в 1360—1361 гг., и заступаться за него в Орде не стали.

    Козельским князем в то время был Иван Титович, сын карачевского князя и зять Олега Рязанского. В родственных отношениях с Олегом Ивановичем находились Дмитрий Корибут (черниговский и новгород-северский князь) и Владимир Пронский. Великий князь рязанский любыми средствами стремился расширить сферу своего влияния, в том числе и путем брачных союзов. Кроме Козельска так или иначе зависели от Рязани новосильские и тарусские князья.

    Примечательно, что в московской летописи муромский, пронский и козельский князья названы «князи рязанстии». Видимо, эти князья были связаны с Олегом Ивановичем докончальными грамотами, в которых они признавали его «старшим братом», и, в понимании соседей, их владения входили в Рязанскую землю.


    Границы Рязанского княжества в то время проходили по верховьям Дона, у среднего течения реки Воронеж и, возможно, Хопра, не выходя на правый берег Дона. Рязанский князь контролировал торговый путь из Москвы в Сурож и Кафу, который шел через Рязань по Дону. Также под контролем Олега Ивановича находился путь из Москвы-реки через Оку на Волгу. Это был речной путь в Казань, в Булгар и в Сарай.

    Вблизи границ Рязанской земли находилось самостоятельное Елецкое княжество, в котором правили представители рода козельских князей. Дружественные или, по крайней мере, добрососедские отношения Елецкого и Рязанского княжеств в то время несомненны.

    Насколько мирно в то время уживались Мамай и Олег Рязанский, мы не знаем. Но и упоминаний о набегах татар на Рязань до конца 1360-х гг. нет, в то время как сведения об активных действиях Мамая в русских летописях встречаются с 1361 г.

    В 1368 г. состоялся поход Ольгерда на Русь с осадой Москвы. Литовский князь пожег московские посады, но города не взял.

    Через два года, в 1370 г., Ольгерд предпринял вторую попытку. В конце ноября он выступил в поход на Москву, «събрав воя многы, в силе тяжце», в сопровождении своих братьев, сыновей, «прочих» литовских князей, смоленского князя Святослава Ивановича «с силою смоленьскою», а также тверского князя Михаила Александровича.

    26 ноября произошел бой под Волоколамском. Не взяв города, литовское войско продолжило путь к Москве и 6 декабря осадило столицу. В Москве находился Дмитрий Иванович, а Владимир Андреевич стоял с полком под Перемышлем, «а еще же и къ тому же приспелъ князь Володимеръ Дмитреевичь Пронскыи, а съ нимъ рать князя Олга Рязаньскаго». Ольгерд рисковал оказаться в клещах.

    Осада Москвы продолжалась 8 дней, затем Ольгерд «убояся и начать мира просити. Князь же великiи Дмитреи взялъ съ нимъ миръ до Петрова дни, а Олгердъ въсхоте вечнаго мира, а хотя дати дщерь свою за князя Володимера АндрЪевича, еже и бысть. И тако помирився отъиде отъ Москвы и възвративъся въ землю свою, и идяше съ многымъ опасенiемъ, озираяся и бояся за собою погони».

    Возможно, эта помощь Москве свидетельствует о некотором улучшении отношений Москвы с Рязанской землей в начале 1370-х гг. Однако в Перемирной грамоте послов великого князя литовского Ольгерда Гедеминовича с великим князем Дмитрием Ивановичем (июль 1371 г.) в «любви и докончаньи» с князем Дмитрием Ивановичем значатся князья Олег Рязанский и Владимир Пронский, оба названные великими. Факт странный.

    В Рязанской земле (а Пронск входил в нее) мог быть только один великий князь. Причем решение о том, кто будет великим князем, принимали в Орде. Самовольно, не имея на то законных оснований, москвичи не могли в официальном документе именовать пронского правителя великим князем. Видимо, эта запись отражает конфликт из-за великого княжения между Владимиром и Олегом, аналогичный конфликту между Дмитрием Московским и Михаилом Тверским (за великое владимирское княжение). Таким образом, перемирие с Литвой было заключено в тот момент, когда на руках и у Олега и у Владимира были ярлыки на великое княжение.

    Итак, в декабре литовско-тверские войска вторгаются в московские пределы, Москвы взять не могут, но грабят окрестности. На помощь москвичам приходят союзники, в том числе и рязанцы.

    Примечательно, что на помощь Дмитрию Ивановичу против Ольгера «рать князя Олга Рязаньскаго» привел именно пронский князь Владимир. Видимо, между Олегом Рязанским и Владимиром Пронским, несмотря на спор из-за великого княжения, не было военного конфликта. Возможно, оба князя надеялись решить спор законным путем в Орде.

    Ольгерд в ту же зиму (1370—1371) заключил с Дмитрием Ивановичем и его союзниками перемирие — по июнь. Летом 1371 г. «выиде изъ Орды князь Михаиле Александровичь Тферскыи на великое княженiе, и не сступися ему князь великий Дмитреи Ивановичь, но паче самъ изволи поити въ Орду за свою отчину, нежели сступитися княженiа великаго. Князь же Михаиле Тферскыи въсхоте ити въ столныи градъ Володимерь, зовучи ся князь великiи, и хотяше въ немъ сести на княженiи на великомъ. Они же не прiaшa его и не впустиша его сести на столе, а рекоша ему такъ княженiе великое и не я. Того же лета князь великiи Дмитреи Ивановичь поиде въ Орду месяца iюня въ 15 день».

    «И въ то время … прiеxaшa Литва, послове отъ великаго князя отъ Олгерда Литовскаго о миру, и взяша миръ, а за князя Володимера Андреевичя обручиша Олгердову дщерь, именемъ Олену».

    Послы Ольгерда явились в Москву около 15 июля. В их приезд было оформлено московско-литовское докончание, продлевавшее перемирие еще на три месяца. Свадьба же князя Владимира с Оленой состоялась зимой, уже после возвращения Дмитрия Ивановича из Орды.

    «На ту же осень князь великiи Дмитреи Ивановичь выиде изъ Орды милостью Божiею все по добру и по здорову». Дмитрий Иванович признал себя вассалом «князя Мамая и царя его» — Мухамед-Буляка. Москва обязывалась давать татарам выход, но в гораздо меньшем размере, чем при ханах Узбеке и Джанибеке.


    В этот период в рязанской земле происходит борьба Владимира Пронского с Олегом Рязанским за великое княжение. Похоже, в 1370—1371 гг. два претендента на владычество в Золотой Орде раздавали ярлыки на великое княжение русским князьям, причем на Руси еще не было ясности — какой из этих претендентов является легитимным и чьи ярлыки законны.

    Московский князь Дмитрий Иванович рискнул применить силу при решении проблемы двух ярлыков. Он просто не пустил своего противника во Владимир, а затем поехал в Орду объясняться. И у него получилось. Власть Мамая в тот момент, видимо, была непрочна, и он нуждался в поддержке Дмитрия Ивановича не меньше, чем сам Дмитрий Иванович в ярлыке.

    Уладив вопрос с владимирским великим княжением, Дмитрий Иванович решил аналогичным образом поступить и с двумя ярлыками на рязанское великое княжение. Московский князь поддержал Пронского, потому что Олег Рязанский был слишком сильным противником и неудобным соседом.

    «Toe же зимы передь Рожествомъ Христовымъ бысть побоище на Скорнищеве съ Рязаньци. Князь великiи Дмитреи Ивановичь, събравъ воя многи и пославъ рать на князя Олга Рязанскаго, а воеводу съ ними отпусти Дмитрея Михаиловичя Волынскаго. Князь же Олегь Рязанскыи, събравъ воя многы, и изыде ратью противу ихъ. Рязанци же, сурови суще, другъ къ другу рекоша: “Не емлите съ собою доспеховъ, ни щитовъ, ни копья, ниже коего иного оружiа, но токмо емлите съ собою едины ужища кождо васъ, имже взяти начнете Москвичь, понеже суть слабы и страшливи и не крепци”. Наши же Божiею помощiю укрепляющеся смирешемъ и въздыханiемъ, уповаша на Бога крепкаго въ бранехъ, иже не въ силе, но въ правде даеть победу и одолеше. И сретошася Рязанци, и бысть имъ бои на Скорнищеве. И поможе Богъ князю великому Дмитрею Ивановичю и его воемъ, и одолеша, а князь Олегъ едва убежалъ… И седе тогда на княженiи великомъ Рязанскомъ князь Володимеръ Пронскыи».

    Во время его княжения в Рязани произошло некое народное возмущение, связанное со сбором дани. Судя по всему, рязанцы не хотели платить Владимиру Пронскому ордынский выход, ожидая, что скоро вернется к власти Олег Иванович и, естественно, возьмет дань повторно.

    И они не просчитались. Княжил Владимир недолго: «Въ лето 6880 князь Олегъ Рязанскыи, събравъ воя, приде ратью на Рязань изгономъ, на князя Володимера Проньскаго, и согна его, а самъ седе на княженiи на великомъ». Вернул Олег Иванович свое княжение с помощью мурзы Солохмира из улуса Мохши. После чего Солохмир и еше несколько эмиров этого улуса перешли на службу к рязанскому князю. Об этом сообщается в родословных грамотах потомков Солохмира — Апраксиных, Хитровых и других, а также потомков Шая — Бугаковых, Голицыных, Татищевых и др.

    Победив, Олег Иванович «изыма зятя своего князя Володимера Дмитриевича Пронского и приведе в свою волю». Из этой «воли» пронский князь уже не выходил до своей кончины, а умер он зимой 1373 г. Сын Владимира Дмитриевича, Иван Владимирович, был тогда малолетним и вынужден был разделить власть в Пронске со своими родственниками.


    В 1373 г. резко обострились отношения рязанского князя с Мамаем: «Приидоша татарове ратью изо Орды от Мамаа на Рязань, на великого князя Олга Ивановеча, и грады его пожгоша и людей многое множество избиша и плениша, и со многим полоном отъидоша в свояси».

    Интересно, что, узнав о набеге Мамая на Рязань, Дмитрий Иванович с Владимиром Андреевичем двинули рати к Оке, но не на помощь рязанцам, а для защиты собственных земель. Похоже, Дмитрию Ивановичу, вроде бы недавно уже обо всем договорившемуся с Мамаем, было чего опасаться.

    Видимо, к 1373 г. Дмитрий Иванович прекратил платить дань в Орду либо каким-то иным способом вызвал недовольство Мамая. Возможно, Олег Иванович тоже не заплатил татарам. Вероятно, какие-то известия из Орды подтолкнули рязанского князя на этот опрометчивый шаг. Но если он и договаривался с Дмитрием Ивановичем совместно не платить дань, то помощи от московского князя во время набега татар не дождался. Отношения Москвы с Рязанью оставались напряженными.

    Однако докончальная грамота 1375 г. между Дмитрием Ивановичем и Михаилом Александровичем Тверским в качестве третейского судьи по спорным делам называет рязанского князя Олега. Выбор, впрочем, закономерный: Олег на то время являлся единственным великим князем, не стоящим ни на стороне Твери, ни на стороне Москвы. Более подходящей кандидатуры для исполнения обязанностей третейского судьи найти было затруднительно.

    До 1377 г. в летописях нет упоминаний о татарских набегах на владения Олега Ивановича. Видимо, он вновь стал исправно платить дань. Летом же 1377 г. «перебежа изъ Сине орды за Волгу некоторыи царевичь, именемъ Арапша, и въсхоте ити ратью къ Новугороду къ Нижнему. Князь же Дмитреи Костянтиновичь посла весть къ зятю своему къ князю великому Дмитрею Ивановичю. Князь же великю Дмитреи събравъ воя многы и прiиде ратью къ Новугороду къ Нижнему въ силе тяжце, и не бысть вести про царевича Арапшу и възвратися на Москву, а посла на нихъ воеводы своя, а съ ними рать Володимерскую, Переяславскую, Юрьевскую, Муромскую, Ярославскую; а князь Дмитреи Суждальскыи посла сына своего князя Ивана, да князя Семена Михаиловичя, а съ ними воеводы и воя многы, и бысть рать велика зело. И поидоша за реку за Пиану, и прiиде къ нимъ весть, поведаша имъ царевича Арапшу на Волчьи воде».

    После этого известия русские войска «расслабились». Это общеизвестная история. На Пьяне русские войска потерпели сокрушительное поражение от татар Мамаевой орды, которым помогали мордовские князья.

    А куда же делся Арабшах? До 1377 г. он правил в Сарае в качестве хана. Затем был изгнан из Сарая Урус-ханом и перекочевал в Наровчат. Можно предположить, что с помощью мамаевых татар мордовские князья попытались избавиться от новоявленного правителя. Быть может, он бежал не только от многочисленной русской армии, но и от мамаевых татар? Тогда становится понятной и удивительная, ничем другим не объяснимая беспечность русских полководцев. Они шли воевать с Арабшахом (Арапшой), и, получив достоверное известие о том, что он бежал, утратили бдительность. О присутствии в Мордовской земле другой монгольской рати — мамаевой, они просто не знали.

    Именно Мамаевы татары, внезапно напав, разгромили армию нижегородцев и москвичей, а затем обрушились на ставший беззащитным Нижний Новгород. Для Мамая это была успешная проба сил в начавшейся борьбе с непокорным Дмитрием Ивановичем и его союзниками.

    Арабшах же осенью 1377 г. «приходил на Рязань изгоном и много зла сътвори и возвратися в свояси». Новгородско-Софийские летописи сообщают еще, что «татарове взяша град Переяславль Рязанский, а сам князь Олег из рук убежаша изстрелян». Однако удержаться в сурских землях Арабшах, видимо, не сумел. Никаких более поздних упоминаний о нем мы не встречаем.

    В 1378 г. на реке Воже в Рязанской земле московский и пронский князья разгромили татарское войско мурзы Бегича, посланное Мамаем. Русскими полками командовали Дмитрий Иванович Московский, Тимофей Васильевич Вельяминов и Даниил Пронский. Олег Иванович в битве не участвовал, но от мести Мамая почему-то пострадал именно он.

    В сентябре того же года разгневанный Мамай нанес сильнейший удар по рязанским землям: татары сожгли Переяславль, взяли Дубок. Олег бежал на московскую сторону Оки. Никоновская летопись добавляет: «Олег же Рязанский по отшествии татарьском виде землю свою пусту и огнем сожжену, и богатства его все и имение татарове взяша и опечалился зело, и мало что людей от того же полону татарского избежавше начаша вселитися и желища сотворяти в земле Рязаньской, понеже вся земля бысть пуста и огнем сожжена».


    Проходят два года. Татары в это время не беспокоят рязанскую землю. Наступает 1380 год.

    Олег Иванович узнает о готовящемся походе Мамая на Русь и, стремясь обезопасить свое княжество, ведет двойную игру: ссылается с Мамаем и Ягайло (посылает к ним своего представителя Епифана Кореева), но одновременно предупреждает Дмитрия Ивановича. Такова официальная версия событий.

    Интересно, что в Троицкой летописи, в целом недружелюбно отзывающейся о рязанском князе, нет указаний, что Олег изначально был сообщником Мамая и Ягайлы. Никоновская же летопись прямо указывает на Олега как на инициатора этого «тройственного» союза. Якобы, как только Мамай переправился через Волгу, подошел к устью реки Воронежа и расположил свои войска в рязанских пределах, Олег послал к нему и к Ягайло послов с уведомлением о признании власти ордынского правителя и с предложением действовать совместно. Ягайло откликнулся и отправил посольство к Мамаю.

    При этом Олег Иванович и Ягайло якобы рассчитывали, что Дмитрий Иванович, узнав об их соглашении, убежит, а они уговорят Мамая вернуться в Орду и сами разделят — с его ведома — Московское княжество. Судя по «Сказанию о Мамаевом побоище», Олег уступал Ягайле Москву, а себе предназначал Коломну, Муром и Владимир. Мамай ответил, что ему нужна не военная помощь, ему важно, чтобы Литва и Рязань признали владычество Орды. Он потребовал, чтобы ему была оказана честь, и оба князя выслали ему навстречу войска.

    Нестыковки в летописи видны невооруженным глазом. Там же, в «Сказании о Мамаевом побоище» сказано, что ордынскому эмиру было уже мало возобновленной выплаты дани «по старине». Мамай хотел не только принудить Русь к еще большей дани, но и изгнать князей, поселиться в лучших русских городах и жить там. Это была программа оккупации и колонизации русских земель. Для ее воплощения Мамай собрал огромную наемную армию.

    Нелепо думать, что он позволил бы себя уговорить уйти с завоеванной Руси и добровольно отдал бы ее Ягайло с Олегом. Столь же маловероятно, что Мамаю не нужна была военная помощь, иначе зачем он терял время на ожидание подхода войск Ягайло и Олега Рязанского?

    А вот требование признать над собой владычество Орды вполне обоснованно. Литовские князья, захватив часть территории Киевской Руси, отторгли ее от Золотой Орды, не признавали над собой ее власти и не платили ханам дань. Именно поэтому Мамай, как и любой другой ордынский властитель, стремился хотя бы номинально восстановить свою власть над утраченной ранее территорией. И уж не оттого ли так не торопился к назначенному месту встречи Ягайло, что не хотел эту власть признавать, как не признавали ордынской власти в своих владениях его предки — Ольгерд и Гедемин?

    Стоит добавить, что «Сказание» было написано в XV в., а около 1430 г. рязанский великий князь Иван Федорович заключил докончание с литовским великим князем Витовтом, в котором присягал ему на верность, тем самым отказываясь от крестоцелования московскому князю.

    Резкая характеристика Олега Ивановича в «Сказании» («отступник», «поборник бессерменский») — это скорее реакция на поступок его внука, а всё «Сказание» приобретает характер политического памфлета, написанного по заказу московского князя. Но, тем не менее, события 1380 г. описаны в нем достаточно подробно.

    «В то время Мамай ста за Доном, възбуявся и гордяся и гневаяся, съ всемь своим царством, и стоа три недели. Паки прииде князю Дмитрию другая весть. Поведаше ему Мамаа за Доном събравшеся, в поле стояще, ждуще к собе на помощь Ягайла с литвою, да егда сберутся вкупе, и хотять победу сътворити съединого.

    И нача Мамай слати къ князю Дмитрию выхода просити, како было при Чанибе цари, а не по своему докончанию. Христолюбивый же князь, не хотя кровопролитья, и хоте ему выход дати по крестьянской силе и по своему докончанию, како с ним докончалъ. Он же не въсхоте, но высокомысляаше, ожидаше своего нечестиваго съвета литовскаго. Олег же, отступник нашь, приединивыйся ко зловредному и поганому Мамаю и нечестивому Ягайлу, нача выход ему давати и силу свою слати к нему на князя Дмитриа».

    Итак, попытка урегулировать отношения миром провалилась. И московский князь собирает на бой с Мамаем великое множество русских князей. Заметим, что они шли сражаться вовсе не с Золотой Ордой, не с законным царем. Ведь после победы «на ту же осень князь великий [Дмитрий Иванович] отпустил в Орду своих киличеев Толбугу да Мокшея с дары и поминки».

    Тохтамыш после своей окончательной победы над Мамаем «послы своя отпусти … ко князю великому Дмитрию Ивановичю и ко всем князем русскым, поведая им … како супротивника своего и их врага Мамая победи… Князи же русстии послов его отпустиша с честью и с дары, а сами на зиму ту и на ту весну за ними отпустиша … своих киличеев со многыми дары ко царю Тохтамышю».


    Русские князья вовсе не ставили перед собой цели выйти из состава Золотой Орды. Битва шла конкретно с Мамаем. Но ради чего? Явно не ради денег, ведь Дмитрий Иванович готов был заплатить дань. Неправильно было бы сводить смысл Куликовской битвы к спору о количестве дани. Если бы дело обстояло именно так, то это была бы битва между Мамаем и московским князем. На деле же с Дмитрием Ивановичем на бой вышли многие русские князья и городские ополчения их городов.

    Но давайте подойдем с другой стороны. Мамаева Орда в то время имела поддержку в Крыму; Мамай в какой-то мере являлся крымским «князем». Тому есть доказательства — «Памятные записи армянских рукописей XIV века»: «Написана сия рукопись в городе Крым … в 1365 году, 23 августа, во время многочисленных волнений, потому что со всей страны — от Керчи до Сарукермана — здесь собрали людей и скот, и находился Мамай в Карасу с бесчисленными татарами, и город в страхе и ужасе».

    Более поздняя запись: «Завершена сия рукопись в 1371 году во время владычества Мамая в области Крым». И еще: «Написана сия рукопись в 1377 году в городе Крыме во время владычества Мамая — князя князей».

    Говоря же о Крыме XIV в., нельзя забывать о роли итальянцев, главным образом генуэзцев, которые оказывали сильное воздействие на крымские и не только крымские события того времени. Цели генуэзцев в отношении византийцев можно выразить словами Иоанна Кантакузина (императора Византии Иоанна VI): «Задумали они не малое: они желали властвовать на море и не допускать византийцев плавать на кораблях, как будто море принадлежит только им».

    Отношения генуэзских колоний с Золотой Ордой не всегда были добрососедскими: нападения на пришельцев из Италии совершались при всех ханах конца XIII — первой половины XIV в. — при Токте (1291—1312 гг.), Узбеке (1312—1342 гг.) и Джанибеке (1342—1357 гг.).

    Только после гибели Джанибека наступает долгий перерыв в этих нападениях — до 1396 г. Причина тому — новая политика Мамая — любимца хана Бердибека. Уже в 1357 г. генуэзцы, которые в течение почти ста лет своего присутствия в Крыму владели только одной Кафой, основывают свою колонию в Чембало и начинают возводить там неприступную цитадель. В 1365 г. они уже владеют Согдейей (Судаком), где также создают крепость, а затем, не позднее 1374 г., их консульства размещаются в Горзоне (Херсонесе), Ялите (Ялте), Пертинике (Партените), Луске (Алуште), Воспоро (Керчи) — т.е. на протяжении всего побережья Крыма.

    Вероятно, Мамай находился в теснейшем союзе с генуэзцами; в частности, его зафиксированные в армянской записи «сборы» в 1365 г. в очередной поход на Сарай проходили, по всей вероятности, при поддержке генуэзцев.

    За эту поддержку Мамай мог расплачиваться землями своих крымских владений.

    Ко времени Куликовской битвы генуэзские города были неплохо укреплены и содержали весьма значительные, хорошо вооруженные и обученные войска. Кафа по укрепленной площади и количеству населения несколько уступала в то время Константинополю, но была центром причерноморской торговли и транзитной торговли с Востоком.

    Проникнув в черноморский регион ради сверхприбылей от торговли на Шелковом пути, генуэзцы постепенно освоили и местные рынки. Политическая раздробленность в Золотой Орде и в державе Хулагидов привели к тому, что поток товаров по Шелковому пути к концу XIV в. сократился и резко выросло значение торговли с ближайшими соседями.

    Генуэзцы обращают внимание на богатую Русь. Возможно, именно они были организаторами и спонсорами похода Мамая. В своего рода бухгалтерских книгах Кафы, массариях, нашлись сведения об их переговорах с Мамаем. Генуя в то время располагала огромными средствами, в том числе и для ведения войны. Она была одним из крупнейших банковских центров Европы и успешно применяла свои финансы, торговлю и военные силы для получения еще больших прибылей.

    В «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского» читаем: «Мамай же, подстрекаемый лукавыми советниками, которые христианской веры держались, а сами творили дела нечестивых, сказал князьям и вельможам своим: “Захвачу землю Русскую, и церкви христианские разорю”».


    Итак, советники-генуэзцы направляют Мамая на Русь. Слова о разорении храмов связаны скорее всего с угрозой насаждения католицизма.

    Во время Куликовской битвы на папском престоле находился Урбан VI (1378—1389), который издал буллу, предписывающую магистру Ордена доминиканцев назначить специального инквизитора «для Руси и Валахии». В булле подчеркивалось, право и обязанность инквизитора, пользуясь всеми средствами, какими инквизиция располагает, искоренять «заблуждения» на Руси.

    Тот же папа предложил насильственно обращать в католичество русских на землях, подвластных Литве и Польше, применяя со всей строгостью принудительные меры вплоть до телесных наказаний.

    Понятно, что никаких добрых чувств к католикам на православной Руси не испытывали. Генуэзцы же действительно сотрудничали с агентами папы — миссионерами и францисканскими монахами. Для генуэзцев это был выгодный бизнес, но в глазах русских князей и православных священников все они являлись папскими шпионами.

    «Фрязи» появлялись в Москве и на Севере Руси уже в первой половине XIV в., как показывает грамота Дмитрия Московского. Великий князь ссылается на старый порядок, «пошлину», существовавшую еще при Иване Калите. Великий князь жалует Печерою некоего Андрея Фрязина и его дядю Матвея. Отдельные купцы, покупавшие у великого князя за большую плату лицензии (откупа), разумеется, не представляли для Руси опасности. Но появление их даже на дальнем Русском Севере свидетельствует о серьезной устремленности крымских «фрязей».


    На каких же условиях генуэзцы могли дать Мамаю денег? Ведь к 1380 г. он уже отдал им всё Южное побережье Крыма. Вряд ли итальянцам были нужны еще земли. Возможно, итальянцы откупили у Мамая право сбора ордынской дани с Руси.

    Ситуация для Мамая к 1380 г. складывалась не лучшим образом: он потерял контроль над Русским улусом (Московское княжество, а возможно, и другие великие княжества не платили ему дань с 1373 г.), не владел Сараем и нуждался в крупных денежных суммах для продолжения борьбы за господство в Орде.

    Генуэзцы имели возможность финансировать крупные военные мероприятия. Вероятно, они дали Мамаю деньги для найма армии. По крайней мере с 1377 г. темник начинает действовать всё более активно и успешно, наносит удары по Руси, подчиняет себе Сурский край, Прикубанье и Северный Кавказ, и, наконец, набирает огромную армию для завоевательного похода на Русь. Скорее всего, выплата Мамаю генуэзцами денег была оформлена в виде откупа.

    Откупщик в то время — предприниматель, который вносил в казну крупную сумму, покупая у государства на определенный срок право сбора того или иного налога. Система откупов была выгодна как государству, еще не имевшему столь мощного бюрократического аппарата, чтобы самостоятельно взимать все налоги, так и откупщикам, которые, отдав вперед деньги, получали прибыль с лихвой.

    Вспомним, что Иван Калита в свое время откупил право сбора дани в Орду. С тех пор баскаков на Русь из Орды не посылали. Иван Калита и его наследники были откупщиками ордынской дани со значительной части территории Руси; этим объясняется приобретение Иваном Калитой Галича, Белоозера, Углича. Видимо, в трудные для этих небольших княжеств годы, когда они были не в состоянии заплатить ордынскую дань, московский князь уплачивал за них из своей казны, а в счет долга, в полном соответствии с правовыми нормами того времени, забирал в собственность земли — купли. Иначе непонятно, что могло заставить князей продать свою отчину, которая была единственным источником их дохода и власти.

    До Ивана Калиты на Руси откупщиками сбора дани в Орду были согдийские и еврейские купцы. Иноязычные, исповедовавшие другую религию, незнакомые с местными условиями, собирая на Руси дань, они действовали как слоны в посудной лавке, что вызывало постоянные антитатарские восстания. Поэтому в конце концов ордынские ханы сочли, что более целесообразно отдать право на сбор дани великим русским князьям. Русские великие князья взаимодействовали с Ордой по той же схеме, как и обычные откупщики, — платили дань из своей казны, а затем собирали бульшую сумму со своих подданных.

    Видимо до Руси дошли известия о планах Мамая снова отдать откуп ордынской дани иноземцам. И это, естественно, вызвало бурю негодования не только среди великих князей, терявших существенную часть своего дохода, но и среди простого народа.

    И уж не оттого ли не поддержал на Куликовом поле Мамая Олег Рязанский, что он тоже понимал, кто стоит за Мамаем и чем обернется для Руси его победа?

    Лишний довод в пользу нашей гипотезы о генуэзских вдохновителях похода на Русь — поведение Мамая после поражения на Куликовом поле: он, как говориться в «Сказании...», «прибеже ко граду Кафе… И собрав остаточную свою силу, и еще хотяше изгоном идти на Русскую землю». И когда по дороге на Русь он был в причерноморской степи перехвачен и окончательно разбит Тохтамышем, «Мамай же прибеже пакы в Кафу … и ту убиен бысть фрязи». Скорее всего, не из-за денег, как говориться в «Сказании...» (откуда бы взялись большие сокровища у дважды разбитого полководца?), но или из желания угодить Тохтамышу, или из мести за погибших на Куликовом поле родичей. Вероятно, генуэзцы разочаровались в своем ставленнике. Он больше не был им нужен, более того, он мог быть опасен — как беглец от законного хана Золотой Орды. Проще всего было его убить.


    Но вернемся в конец лета 1380 г. Мамай шел на Русь не спеша, словно давая противнику время для подготовки. Скорее всего, Мамай был уверен, что Олег и Ягайло вовремя подойдут к назначенному месту встречи, а кроме того не сомневался, что их планы неизвестны в Москве. То есть он был заведомо дезинформирован Олегом Рязанским. А вот это уже напоминает сговор московского и рязанского князей против Мамая.

    Посланные в поле отряды разведчиков Дмитрия Ивановича сообщили, что выступившее ордынское войско не спешит, «ждет осени», чтобы 1 сентября соединиться с литовцами и рязанцами на Оке. Подошедшая к южным границам Рязанского княжества Мамаева армия остановилась в районе устья реки Воронежа. На бесполезное выжидание ушли три недели. Время для внезапного нашествия было упущено. Русские же рати успели собраться.

    Заметим, что разведчики Дмитрия Ивановича должны были пройти через рязанские земли. И если бы Олег Иванович действительно был союзником Мамая, то он бы не допустил утечки информации, а попросту поставил бы кордоны и отловил московских лазутчиков.

    Частично собранное в Москве войско «в борзе» двинулось в Коломну, которая была избрана главным местом сбора всех союзных Москве сил. Выдвижение русских войск в Коломну и далее к устью Лопасни за неделю до назначенного Мамаем срока объединения его сил смешало планы наступающих. Ордынцы, узнав о движении русских к Дону и так и не дождавшись войск Олега и Ягайлы, решились наконец выступить навстречу Дмитрию.

    Русское войско выступило из Коломны 20 августа. Вскоре оно достигло устья Лопасни, т.е. вышло к месту предполагаемого соединения Мамая, литовцев и рязанцев и перерезало главный Муравский шлях, которым татары обычно ходили на Москву. Затем последовала переправа войска через Оку и его движение в глубь Рязанской земли.

    Спрашивается, как рязанский князь, предположительно союзник Мамая, мог спокойно терпеть вторжение в свои земли врага, ведь москвичи вроде бы враги ему? И всё же Олег Рязанский ничего не предпринял, а князь Ягайло, уже подошедший к Одоеву, направил свою армию к Дону, и тоже явно не торопился. Литовскому князю равно не нужен был ни победивший Мамай, ни победивший Дмитрий. Ягайло ждал. Возможно, сговорившись предварительно с Олегом Ивановичем добить победителя.

    А тем временем Дмитрий Иванович переправился через Оку и получил весть о том, что Мамай всё еще «в поле стояща и ждуща к собе Ягайла на помочь рати литовскыя». Русское командование тогда, вероятно, приняло решение идти навстречу Мамаю к верховьям Дона.

    Во время кратковременной остановки у устья Лопасни к русскому войску присоединились «остаточные вои».

    После выступления армии на этом месте был оставлен Тимофей Васильевич Вельяминов, «да егда пешиа рати или конныа поидет за ним [князем Дмитрием], да проводит их безблазно».

    По словам Никоновской летописи, великий князь в то время печалился, «яко мало пешиа рати». Эта рать, видимо, не поспевала за конницей и догнала основные силы уже у Дона. Снова заметим, что при активном противодействии Олега Дмитрий остался бы вообще без пешей рати, догонявшей основное войско разрозненными отрядами.


    Войско, вступившее 25 августа в пределы Рязанской земли, вероятно, сошло с Муравского шляха и уклонилось в юго-восточном направлении. Очередная остановка была сделана у города Березуя, находившегося в 23 поприщах (около 30 км) от истока Дона. В Березуе к основным силам присоединились князья Ольгердовичи: Андрей с псковичами и Дмитрий с брянцами. Приведенная ими «кованая рать» (тяжеловооруженные воины) усилила армию. В Березуе она пробыла несколько дней, поджидая отставших и «перенимая вестей».

    Разведчики сообщили о движении Мамая, не знавшего о местонахождении русского войска, к верховьям Дона, «доколе приспеет нам Ягайло». Стало быть, Олег Иванович, который, разумеется, был в курсе передвижений русской рати, не счел нужным сообщить эти сведения Мамаю.

    6 сентября московская рать подошла к Дону в месте впадения в него реки Непрядвы. И на этой заключительной стадии похода соединения литовцев и татар так и не произошло. Зато на берегу Дона к русской армии присоединилась пехота. «И ту приидоша много пешаго воиньства, и житейстии мнози людие, и купци со всех земель и градов». Иными словами, это были обозы и ополчение, которые шли, вновь подчеркнем это, по рязанской земле. Но никакого противодействия со стороны рязанского князя не последовало. И еще: присутствие ополчения в русской армии доказывает важность битвы для русских князей — собрали все силы, какие только могли.

    Итак, за 20 дней похода русская рать прошла 300 км. С учетом остановок в Коломне, у устья Лопасни, в Березуе путь к Дону занял 12—13 дней. Численность воинов, составлявших армию Дмитрия Донского, вряд ли превышала 50—60 тысяч человек. Если из этого количества исключить обозных и фуражиров, то численность тактических единиц, непосредственно участвовавших в битве, предположительно составила 40—45 тыс. человек.

    Известно, что вместе с армией Дмитрия шли 10 купцов-сурожан: «Князь же великий поиде, поимъ с собою мужей нарочитых, московскых гостей сурожанъ десяти человекъ видениа ради, аще что богъ ему случить, и они имуть поведати в дальних землях, яко гости хозяеве, быша: 1. Василия Капицу, 2. Сидора Олжерьева, 3. Констянтина Петунова, 4. Козму Коврю, 5. Семена Онтонова, 6. Михаила Саларева, 7. Тимофея Весякова, 8. Димитриа Чернаго, 9. Дементиа Саларева, 10. Ивана Шиха».

    Знания и опыт этих купцов, ведущих торговлю с крымским полуостровом, — вот что учитывал московский князь. Следовательно, Дмитрию Ивановичу была известна роль итальянцев Кафы в стане Мамая. Видимо, московский князь понимал, что придется склонять к миру не столько самого Мамая, сколько заплативших ему за поход фрязей и что в случае битвы его армии придется столкнуться не только с татарами, но и с крымской пехотой.

    О войске Мамая различные летописи повествуют одинаково: «Прииде ордынский князь Мамай съ единомысленики своими и съ всеми прочими князми ордыньскими и съ всею силою тотарьскою и половецкою, и еще к тому рати понаимовавъ: бессермены, и армены, и фрязи, черкасы, и ясы, и буртасы».

    Таким образом, кроме тяжелой, элитной конницы («единномысленники и князи ордынские») и легкой половецкой кавалерии, набранной из своих подданных, Мамай нанял конницу в Поволжье (буртасы), в Прикубанье и на Северном Кавказе (черкасы и ясы). Пехотная сила его армии состояла из крымских армян и фрязей и была, видимо, вооружена по заподноевропейскому образцу (ростовые щиты-павезы), длинные копья и доспех, закрывающий практически всё тело у копейщиков первых рядов. Наверняка крымская пехота была снабжена и знаменитыми генуэзскими арбалетами. Такие воины представляли довольно грозную силу.

    Вряд ли среди пехотинцев было много собственно итальянцев. Наверное, их количество не превышало нескольких сотен. Но это были наиболее закаленные воины, занимавшие в пехоте посты десятников и офицеров. Судя по упоминанию «Сказания», что предводитель татар наблюдал сражение с холма в окружении больших князей, по-видимому, командиров крупных подразделений (их число в источниках колеблется от трех до пяти), его войско могло состоять из нескольких кулов-полков.

    Продолжение
    В начало



    Как вылечить псориаз, витилиго, нейродермит, экзему, остановить выпадение волос