Сергиева пустынь
Инструкция (№ 115) имела следующее содержание: «Первоклассной Троицкой Сергиевой Пустыни Настоятеля Архимандрита Игнатия, оной же Пустыни Иеромонахам Феофану и Аполлосу.
Вследствие утверждения иеромонаха Феофана Наместником, а иеромонаха Аполлоса казначеем сей пустыни, предписываю Вам вступить в сии должности по надлежащему. Для большего же порядка, полагаю нужным изложить следующую инструкцию:
А. Обязанность наместника состоит в тщательном внимании к братии. И потому:
1. Поставляется ему в непременный долг ежедневно иметь сведение о больных братиях, ежедневно навестить каждого больного, и стараться, чтоб больные были посещаемы доктором, чтоб отнюдь никто не смел лечиться у шарлатанов и в особенности пускать кровь своевольно.
2. Чтобы все были в церкви Божией и каждый при своей должности и на своем месте; если же кого нет, узнать причину отсутствия. Если причина оного позволительна или естественна, то взыскания не чинить; если же причина сия есть головная болезнь, то принимать немедленно решительные меры, и такового отправлять заблаговременно на дачу. Если же встретится сопротивление, то употреблять силу штатных.
3. Все сии случаи доводить до сведения настоятеля, кроме мелочных, не заслуживающих внимания. Почему наместник должен иметь список всех братии, и для памяти отмечать в графе противу имени о его болезни, или отлучке и подобных.
4. Наместник, во время отлучки настоятеля из монастыря, заменяет его власть, впрочем, решая по своему усмотрению маловажные случаи, решения же важные оставляет до прибытия настоятеля. Наместник не имеет права уволить кого-либо в Петербург по собственной надобности: ибо сие право принадлежит единственно настоятелю. Если же случится кому крайняя необходимость, то наместник может уволить не иначе как по совещании с старшею братиею и с билетом на простой бумаге за общим подписанием всех старших братии, на совещании бывших. Так же поступать и в прочих важных случаях, не терпящих отлагательства, в отсутствии настоятеля.
5. Старшие братия к совещанию должны быть следующие: а) Духовник, в) Казначей, с) Ризничий, d) Благочинный, е) Эконом. Совещание чинится наедине, не допуская в оное просителя. Решение собора просителю объявляет наместник.
6. В отсутствие или в случае болезни наместника занимает его должность казначей, за отсутствием же обоих — Ризничий и так далее по старшинству.
В. Казначей единственно обязан заведывать суммою и вести в порядке книги, как накладной, так и штатной, равно и братской суммы, приготовлять списки братии при раздаче кружки и оную раздавать. Прочие вещи, находившиеся в заведывании казначея, имеют поступить отселе в ведомство эконома.
29 сентября 1836 г.»
Высшие духовные власти, видя, что архимандрит Игнатий мудро управляет пустынью, назначили его в 1838 г. благочинным монастырей Петербургской епархии. До сих пор монастыри Петербургской епархии были разделены на два благочиния. Теперь же все они объединялись и передавались в управление настоятелю Троице-Сергиевой Пустыни. 4 мая 1838 г. Петербургская Духовная Консистория определила: «Над всеми, состоящими в Санкт-Петербургской епархии нашей мужскими и женскими монастырями признали мы по обстоятельствам, нужным определить благочинным первоклассной Троице-Сергиевой пустыни настоятеля о. Архимандрита Игнатия, затем бывших благочинных оных монастырей — Зеленецкого Архимандрита Кирилла и Валаамского монастыря игумена Вениамина от сих должностей уволить».
Новое назначение, хотя оно и почетно, было в тягость архимандриту Игнатию. У него было очень много дел в своем монастыре, а управление благочинием требовало новых усилий, связанных с продолжительными и утомительными поездками. Все это подрывало и без того слабое здоровье архимандрита. Но для епархии его управление было благотворным, поэтому он и оставался на этой должности до возведения в сан епископа.
О его умении разбираться в делах и вести следствие красноречиво говорит одно дело, получившее развязку благодаря его участию. В апреле 1837 г. в одном монастыре Новгородской епархии было совершено убийство архимандрита Пахомия. Гражданские власти дважды начинали следствие, но обнаружить виновных не могли. В 1839 г. началось следствие третий раз. На этот раз решили послать на следствие представителя и от духовенства. Митрополит Серафим послал отца Игнатия, который пользовался у всех большим уважением.
Прибыв на место, где совершилось убийство, архимандрит своим участием дал делу правильное направление. В июне того же года дело закончилось и виновные были раскрыты. Второй подобный случай был по следственному делу помещика Страхова из г. Устюжны. Дело это длилось очень долго и записано на 4 648 листах. Сущность его «заключается в многолетней, полной трагизма тяжбе крепостных крестьян и помещика подполковника Страхова, возникшей вследствие жалобы крестьян на непомерное обременение их работами, на насильственное заключение браков, с розгами при церковных дверях и т. д. В деле этом принимали участие приходской священник Ивановский и другие духовные лица. Дело полно возмутительных фактов». Священник был посажен в тюрьму и вся вина была возложена на него, а помещика оправдали. В 1851 г. было назначено новое следствие по делу.
Представителем от Духовного Ведомства был назначен архимандрит Игнатий. На следствии представители власти вновь стали на стороне помещика. Архимандрит Игнатий один только выступил против Страхова. В записке на 133 листах архимандрит обстоятельно доказал во всем виновность помещика. Что же касается священника Ивановского, то его архимандрит сумел защитить, доказав его невиновность. Соколов на этом обрывает свое повествование и умалчивает о решении суда. В архивных документах об этом деле говорится, что архимандрит Игнатий сумел оправдать священника и доказать невиновность крестьян. Решением суда Страхов приговорен был к штрафу, остальные же все реабилитированы. Важно то, что архимандрит один сумел повернуть все дело и помочь беззащитным.
Сам архимандрит Игнатий от своего благочиния получил много переживаний и неприятностей. Вместо того, чтобы заниматься делами пустыни или трудиться над сочинениями, ему приходилось разбирать темные дела монахов и принимать соответствующие меры к их исправлению. В ведение архимандрита Игнатия входили монастыри: Спасо-Преображенский Валаамский, Троицкий Зеленецкий, Рождественский Коневский, Старо-Ладожские Николаевский и Успенский, Богословский Череменецкий и Введенский Островский.
Из всех этих монастырей ему удалось привести в образцовое состояние особенно Валаамский монастырь. «Архимандрит Игнатий поднял из развалин, можно сказать, Сергиеву Пустынь, и, будучи назначен Благочинным, оживил падший нравственно Валаам и все прочие монастыри Петербургской епархии, заменив всех настоятелей своими монашествующими, которых испытывал чрез личные беспрестанные сношения. Этого он достиг не кабинетною ученостью, но по своему природному образованию и по искренней общительности с братиею, которая давала ему возможность узнавать людей».
Мудрое ведение благочиннических дел еще раз свидетельствует о уме, объективности и больших трудах архимандрита Игнатия Брянчанинова. Управление монастырями Петербургской епархии нисколько не отразилось на состоянии пустыни. Настоятель все с той же неутомимостью продолжал начатые дела. В 1836 г. в пустыни всей земли с лесными участками было 269 десятин. В монастырском саду росло 300 яблонь и 100 вишен. Часть земли, которая до 1835 г. находилась у крестьян подмона-стырской слободы, пришла в негодность и требовала при возделывании больших затрат. Кроме того, некоторые участки земли находились в сыром месте и их необходимо было осушить... Для приведения в годность всех земель монастырю недоставало своих сил. В 1838 г. архимандрит Игнатий обратился к митрополиту Серафиму с просьбой об исходатайствовании взаимообразной помощи пустыни в размере 45 000 руб. из фонда Комиссии Духовных Училищ.
На эти средства отец настоятель рассчитывал поднять монастырское хозяйство, которое со временем возвратит эту сумму. В апреле того же года Комиссия ассигновала сумму монастырю в размере 30 000 руб. Ограничение ссуды на несколько лет задержало развитие хозяйства. На необходимые хозяйственные постройки было израсходовано 20 000 руб., а оставшихся 10 000 руб. недостаточно было для покрытия остальных расходов.
Когда пришел срок возвращать долг и проценты, то о. архимандриту пришлось его уплачивать из других источников. В это трудное время помог выйти из затруднительного положения друг о. Игнатия схимонах Михаил Чихачев, пожертвовавший в монастырь 40 000 руб.
Для успешного ведения хозяйства в монастырь были куплены лошади и коровы. Через несколько лет хозяйство было настолько налажено, что своего урожая монастырю хватало на целый год, а овес и сено в годы больших урожаев даже продавали. Масло и молоко в дальнейшем в обитель не покупали, так как было достаточно своего.
15 марта 1840 г. архимандрит Игнатий писал Нечаеву:
«Сергиева пустынь получила близ ограды своей до 200 десятин земли... Эту землю, состоявшую единственно из болот, монастырь осушил, расчистил, завел на оной хозяйственный хутор с запашкою и скотоводством. Доходы сего хутора, если все покроется... можно полагать до 30 тысяч в год. Продаем молока в месяц рублей на тысячу, иногда на две. При таковом умножении монастырского дохода способом невинным, самый монастырь должен придти в цветущее положение».
Монастырский фруктовый сад также был приведен в отличное состояние. Теперь монастырь в основном обеспечен был всем необходимым. Это позволило ему увеличить число братии. 11 апреля 1841 г. настоятель в письме к Нечаеву говорил: «Если б вы взглянули в настоящее время на братство Сергиевой пустыни, то очень бы утешились: ибо ваша рука была при учреждении сего духовного сада и многие лозы пересажены с вашей помощью».
На основании указа Св. Синода от 29 октября 1836 г. в Троице-Сергиевой пустыни была открыта школа. Школа начала действовать только с ноября 1839 года. Сначала учеников в школе обучалось мало, так как помещение было малых размеров. В школе обучались дети штатных служилых людей и окрестных поселян.
25 июня 1850 г. архимандрит Игнатий сообщал в 1 экспедицию Санкт-Петербургской Духовной Консистории:
«...Означенные в тех ведомостях 24 ученика обучались, с успехами хорошими: чтению церковной и гражданской печати, чистописанию, отчасти краткой Российской грамматике, первой части Арифметики, краткому катехизису и краткой священной Истории. Преподаватель сих предметов, состоящий в должности братского Духовника Сергиевой Пустыни иеромонах Аполлинарий, исполнял обязанность наставника, при назидательном поведении, с постоянным усердием, рев-ностию и пользою».
В ведомости за первую половину 1850 года значилось: «штатно-служительских детей — 4, а из окрестных поселян — 20». В школе обучались только мальчики.
Со временем преобразовалась сама Троице-Сергиева пустынь. Троицкий собор был заново перестроен. Главный придел освящался 18 сентября 1838 г., придел во имя св. апостолов Петра и Павла освящался 15 мая 1839 г., а придел в честь Усекновения главы св. Иоанна Предтечи — 16 августа 1840 г.
В 1843 г. была начата постройка каменной церкви в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Церковь строилась на средства князя М.В. Кочубея, над могилой его супруги Марии Ивановны, урожденной Барятинской. Проект был составлен Тибленом в норманнском стиле, а строили архитекторы Р.И. Кузьмин и Боссе. Церковь представляла собою копию знаменитого Флорентийского собора.
Одновременно проводился ряд других работ, изменявших внешний вид пустыни.
Вот так выглядела пустынь, по описанию современников.
«Внешний вид пустыни чрезвычайно красив. Она представляет группу зданий то величественных, то изящных, необыкновенно эффектно выделяющихся из свежей зелени окружающих ее садов и полей. Разный стиль этих зданий, не нарушая гармонии целого, придает ему что-то своеобразное, характерное. Золотые кресты и главы церквей, разноцветные стены и крыши зданий, видимые издалека, немало способствуют со своей стороны к усилению эффекта. Местность, занимаемая обителью, замечательна также очень красивыми видами, открывающимися с северной ее стороны; направо на громадный Петербург с позлащенными главами, шпилями и крестами своих церквей и других зданий; налево на великолепный стрельнинский дворец с его роскошным вековым садом; прямо — на огромную площадь Финского залива, в летнюю пору покрытого всевозможными судами, которые своим постоянным движением придают много жизни всей местности».
Внешнее величие и внутреннее изящество возобновленных и вновь построенных храмов дали архимандриту Игнатию возможность привести богослужение и церковное пение в образцовое состояние. Он отлично понимал, что в монастыре прежде всего должно быть на высоком уровне богослужение. Настоятель сам стал подбирать музыкальных иеродиаконов и певчих, а архидиакона Гедеона выкупил у фабриканта Жукова за 200 руб.
«Из разных монастырей были вызваны способные к пению монашествующие и послушники, хотя это стоило немаловажных издержек на проезд вызываемых, и издержки эти большей частью падали на собственную сумму настоятеля. Так устранено было первое препятствие.
Второе было устранено Самим Промыслом Божиим, Который неожиданно послал обители такого наставника пения, какого только пожелать можно. Это был о. протоиерей Петр Иванович Турчанинов. Проживая с 1836 г. по 1841 г. в соседней Стрельне, наш знаменитый церковный композитор взял на себя по просьбе отца Игнатия труд обучить церковному пению сформированный настоятелем монастырский хор и с этой целью написал для него между прочим несколько лучших своих музыкальных произведений. Таковы, например: Слава и Ныне, Единородный Сыне, Херувимская, два номера Милость Мира, Достойно есть, Отче наш, Хвалите Господа с небес, Да исправится молитва моя, Ныне силы небесныя, Вкусите и видите, Благословлю Господа, Воскресни, Боже и Ангел вопияше...
Совокупными трудами знаменитого композитора и о. архимандрита монастырский хор вскоре возведен был на степень первого в России монашеского хора».33 23 января 1851 г. архимандрит Игнатий в «представлении» Никанору, митрополиту Новгородскому, Санкт-Петербургскому, Эстляндскому и Финляндскому писал:
«В вверенной управлению моему Сергиевой Пустыни с давнего времени введено придворное пение, заключавшееся прежде в Литургии и некоторых сочинениях Бортнянского. Впоследствии это пение обогащено многими переложениями с церковной простой ноты, каковые предложения, сообразно вкусу посещающей Сергиеву Пустыню публики, по возможности разучивались и употреблялись хором иночествующих. При таковом развитии пения нужда в регенте, основательно знающем свое дело, сделалась крайне ощутительною. Его превосходительство, Директор Придворной певческой капеллы Алексей Федорович Львов, по усердию своему к святой обители много способствующий мне в устроении благолепного пения, вполне разделяет сие мое мнение, убедившись в справедливости его при личном присутствии своем на спевке крылосных Сергиевой Пустыни. Из числа послушников Сергиевой Пустыни имеет особенные музыкальные способности, что усмотрено и Генералом Львовым, послушник Стефан Артамонов, окончивший курс в Курской Семинарии.
По совещании с Генералом, получив словесное согласие его на обучение оного послушника в Придворной певческой капелле, по примеру Епархиальных регентов, я ныне получил оное и письменно. Почему я осмеливаюсь испрашивать Вашего Архипастырского разрешения и благословения на дозволение Артамонову обучаться в Придворной Певческой капелле. При сем не лишним считаю присовокупить, что Артамонов, получа должное образование, по музыкальным способностям, соединенным с душевным настроением к монашеской внимательной жизни, может быть полезен не только специально для Сергиевой пустыни, но и вообще для Епархиального ведомства равно как и для самого искусства, о чем и Генерал Львов упоминает в конце письма своего, которое имею честь приложить здесь в подлиннике на Архипастырское благорассмотрение». Письмо А.Ф. Львова:
«Ваше Высокопреподобие, Милостивейший отец!
Разделял вполне Ваше мнение, что без образованного регента никакой хор певчих не может делать успехи и исполнять правильное пение с желаемым совершенством, — с тем вместе, соображая всеблагую цель... я не нахожу, не токмо препятствия к принятию в число учеников назначаемого Вами для образования послушника, но уверен, что сие послужит к положительному добру для хора Вашего, и к полезнейшему примеру для других монастырей, где при всем усердии братии, они лишены всех средств образовать себя, — достичь в пении желаемого совершенства, и, наконец, быть правильными судьями в нотах, сочиняемых для богослужения в храмах Вожиих.
За сим, я буду ожидать уведомления Вашего, высокопреподобнейший отец мой, когда Вам угодно будет, чтоб я вошел с формальным представлением по сему предмету.
Благоволите принять уверение в совершенном почтении и преданности, с коим честь имею быть Вашего Высокопреподобия
покорнейший слуга А. Львов
11 января 1851 г.»
Благодаря участию прот. Турчанинова и Львова пение в Троице-Сергиевой пустыни приведено было в идеальное состояние.
Строгое уставное богослужение и прекрасное пение вызвали в пустынь новый поток богомольцев и любителей хорового пения. Из певчих прежде всего прославился своею необыкновенной октавой друг настоятеля Михаил Чихачев. Лесков описывает случай, когда Чихачев, будучи в гостях у своей родственницы Кавелиной, удивил октавой знаменитого в то время певца Рубини. «Рубини пришел в восхищение и сказал, что он в жизнь свою не встречал такой удивительной октавы и жалеет, что лучшие композиторы не знают о существовании этого голоса».
Жители столицы еще больше полюбили пустынь. Знать Петербурга избрала пустынь местом погребения своих родственников, устраивая фамильные склепы под храмами или рядом с ними. Заботясь о внешнем украшении и о красоте богослужения, настоятель много внимания уделял и внутреннему созиданию пустыни. Стены монастыря не могут сами привлекать к себе богомольцев. В красивые постройки нужны были люди, украшенные добродетелями. Об этих людях архимандрит больше всего и беспокоился. Он старался воспитывать монахов в духе, который бы объединял всех насельников монастыря воедино.
Нужно было привить людям хорошие традиции и строгую христианскую мораль, с чем бы они никогда не расставались. И здесь архимандрит Игнатий проявил большой такт и незаурядные способности. В своих воспоминаниях архимандрит Игнатий Малышев писал: «Система воспитания новоначальных у настоятеля была такова: он приучал их быть откровенными с ним не только в делах, но и в помыслах. Такая откровенность и близость отношений не допускала учеников до грубых погрешностей: как-то было стыдно и жалко оскорбить своего отца и благодетеля, который старался не стеснять их и не воспрещал веселости в обращении между собой, даже в его присутствии. Архимандрит Игнатий ненавидел несогласия и ссоры: если случалось кому поссориться, он немедленно призывал их к себе и мирил, чтобы не оставалось неприязни до другого дня».
Молодые послушники привыкали к этой системе и в дальнейшем без благословения о. настоятеля не начинали никакого дела. Но были и такие, которые восставали против принятого порядка. В основном это были лица, пришедшие из других монастырей, получившие там совершенно другое воспитание. «Ученики о. архимандрита Игнатия, в союзе любви между собою, ревновали о деле Божием: бывало кто из богомольцев попросит отслужить молебен или панихиду, все стремятся без очереди исполнить, как можно лучше, так что сами монашествующие, проходя мимо, остановятся и слушают с наслаждением» .
Всех иноков, вновь поступающих, архимандрит брал под свое наблюдение и прилагал большие усилия к тому, чтобы освободить их от влияний светского общества и от прежних привычек. Ё этом он успевал только благодаря тесной связи с монахами посредством исповеди. «Многосторонняя опытность, глубокая проницательность, постоянное и точное самонаблюдение, делали его искусным в целении душевных струпов, к которым он всегда прикасался самым тонким резцом духовного слова».
Далее: Глубокая вера настоятеля в Промысл Божий...
