Время краля Николы

Дата публикации или обновления 01.05.2021
  • Оглавление: Святыни Черногории
  • Время краля Николы.

    Нo новое время наступило далеко не сразу. Князь Даниил оставил свою страну в состоянии нестабильном. Да и Черногория, вступив на путь освободительницы православного сербского народа, уже не могла остановиться, к тому же слишком серьезные были у нее враги. Ситуация оказалась гораздо более сложной, чем перед началом войн князя Даниила. Сложной настолько, что лишь свидетельства современника (скорее всего русского агента в Черногории, чье имя сейчас трудно установить) могут разъяснить ее безпримерную сложность. Переломный момент установления светского правления должен был наконец завершиться, и это завершение, и новая война — все выпало на долю князя Николы.

    «Причины, послужившие поводом к последней войне Черногории с Турциею, всем известны. После разграничения, произведенного международною комиссиею, остались вне пределов Черногории герцего-винские округи, разделяя во всем судьбу черногорцев и управляясь черногорскими законами. Тамошние жители, привыкшие к свободе и питавшие всегда надежду остаться вместе с черногорцами, не могли согласиться на то, чтобы снова и добровольно подчиниться игу турецкому с расправою мудиров, башибузуков и местных мусульман, и, подстрекаемые князем Даниилом, решились не допустить в свой край турок и произвели героическое восстание. После смерти Даниила князь Николай и его отец Мирко вмешались открыто в дела герцеговинцев, в надежде заставить Порту сделать для самой Черногории какие-либо территориальные уступки <...>.

    Произведенное европейскою комиссиею разграничение определило политическое отношение Черногории к Турции, но нимало не улучшило материального положения черногорцев, стесненных в безплодных скалах, отрезав их от моря, которое одно только могло сблизить их с внешним миром и открыть им источники к существованию. Европа была того мнения, что доставила черногорцам счастие и блаженство тем, что разграничила их от Турции, и взамен этого требовала, чтобы они довольствовались настоящим и жили мирно и дружно с соседями, не обращая вовсе внимания на то обстоятельство, что они не имели главных потребностей их жизни: им не доставало земли и воздуха, они задыхались в тесных рамках, в которых их заключили.

    Такое безвыходное положение черногорцев затруднилось еще больше, когда Омер-паша, приехав с поручением усмирить Герцеговину, но с заднею мы елею атаковать Черногорию, без всякого основательного повода учредил блокаду и лишил черногорцев возможности иметь какие бы то ни было торговые отношения с Албаниею и албанским приморием. Эта несправедливая мера ренегата так стеснила черногорцев, которые и без того уже сильно страдали от неурожая, что целые нахии вдруг очутились без всяких средств к жизни и выразили князю намерение выселиться в Россию. Неудовольствие и ропот слышались со всех сторон. Раздражение и бедствия народа достигли крайнего предела, и правителю Черногории не оставалось ничего другого, как взяться за оружие и попытаться силою выйти из трудного положения, в какое поставил его сердар Экрем после того, как все жалобы его светлости, обращенные к великим державам, остались безуспешными.

    Из поступков Омер-паши увидело черногорское правительство, что открытая война с Турцией неизбежна, и решилось начать ее, несмотря на предостережения и советы истинных доброжелателей Черногории. Князь и Мирко отвергали благоразумные и миролюбивые советы, тем более что надеялись, что внешние обстоятельства будут благоприятствовать их предприятию — они слишком много полагались на содействие со стороны Сербии, Греции и даже Гарибальди.

    Война закипела, война самая отчаянная, самая убийственная из всех, что черногорцы когда-либо вели с турками. Эта война украсила летописи Черногории новыми невероятными подвигами храбрости и самопожертвования, но, к несчастью, не повела ни к каким существенным результатам. Долго было бы перечислять все причины, обусловившие неудачный исход этой борьбы; ограничусь только указанием на главнейшие из них. Эти причины суть двоякого рода — внутренние, правительственные, и внешние, европейские. К первым должно отнести:

    1) военную ошибку, которую сделало черногорское правительство тем, что начало открытую войну против Турции в марте месяце 1862 года, а не в январе того же года или, еще лучше, в ноябре 1861-го, когда в близлежащих турецких провинциях было весьма мало войска, а герцеговинское восстание угрожало Омер-паше прекращением сообщений с морем;

    2) неумение князя, или, лучше сказать, его отца Мирка, организовать восстание соседних христиан и извлечь вовремя ту выгоду, какую оно обещало Черногории;

    3) раздоры и несогласия, возникшие между черногорским правительством и некоторыми из главарей герцеговинских округов, бывших в восстании, а равно и недоверчивые, ревнивые отношения Черногории к Сербии;

    4) начатие и ведение войны без всякого систематического плана; и наконец,

    5) недостаток в оружии и военных припасах, которые черногорцы ниоткуда не могли достать, будучи затерты со стороны моря турками и австрийцами.

    К внешним причинам я отношу, во-первых, обстоятельство, что черногорцы, вопреки их расчетам и надеждам, были предоставлены их собственным силам и не получили никакой поддержки извне: Сербия, Греция и Гарибальди занимались своими домашними делами; и, во-вторых, явное вмешательство Англии и Австрии в пользу турок: первая дала туркам заем на содержание войска, открыла им свои арсеналы в Корфу и послала в главную квартиру Сердар Экрема своих офицеров и политических агентов, чтобы руководить военными действиями, а вторая, учредив блокаду против Черногории, открыла туркам свои порты, пропускала чрез свою территорию регулярные войска и башибузуков, приготовила для них в своих приморских и пограничных городах казармы и больницы, поставляла герцеговинской армии провиант и облегчала ей перевозочные средства всеми зависящими от нее средствами. Губернатор Далмации барон Мамула и бригадный генерал рагузского округа Родич сообщали турецким военачальникам аккуратно все нужные сведения о числе и расположении черногорского войска и вообще о внутреннем состоянии Черногории. Для сообщения этих сведений посылались в Цетинье шпионы под именем живописцев или путешественников. Австрия содействовала также очень много к расстройству дел наших единоверцев в Герцеговине и к разладу, происшедшему между Вукаловичем и черногорским правительством.

    Последняя война стоила очень дорого черногорцам; они потеряли до 2 тыс. самых отборных воинов и истратили весь свой запас пороха и олова, а также значительные суммы денег, которые могли бы быть употреблены на другой предмет с большою пользою. Кроме того, турки сожгли у них множество деревень и разорили две самые цветущие плодородные нахии, Речскую и Белопавлическую. Как ни велики и чувствительны таковые жертвы и потери для крошечной, бедной страны, однако черногорцы начинают уже забывать о них и скоро совершенно позабудут их, лишь бы только они сохранили неприкосновенность своей родины. Неудача войны нимало не унизила черногорцев в глазах турок и в собственном сознании; она принесла им действительно много горьких разочарований, но зато возвысила еще больше их воинственный гордый дух, распалив еще сильнее их непримиримую вражду и ненависть к туркам. Черногорцы знают, что они одни, без всякой посторонней помощи боролись в продолжение 6 месяцев со всеми силами Турции, имевшей поддержку двух великих держав, и причинили ей громадные потери как в людях, так и в материальных средствах. Это сознание поддерживает в черногорцах уверенность в том, что они в состоянии бороться еще с турками и что их усилия могут быть увенчаны успехом при более благоприятных обстоятельствах.

    Эта война принесла также черногорцам пользу и в том отношении, что они научились быть благоразумнее и осторожнее в своих предприятиях, узнали меру своих сил и средств и убедились в том, что не всегда безопасно начинать серьезные дела по одному капризу, без всяких предварительных расчетов и приготовлений. Черногорцы имели также случай в этой войне отличить еще раз настоящих благодетелей и доброжелателей своего отечества от мнимых или временных друзей, которые в изъявлении своего благорасположения руководствовались и руководствуются исключительно своими видами, собственными своими интересами. Так, например, в 1858 году Франция взялась весьма горячо за дело Черногории, выслала эскадру в Рагузу и оказала нам деятельную поддержку в разграничении; а в прошедшем году не сочла нужным присоединить свой голос к голосу России, которая одна протестовала за неприкосновенность черногорской территории, за политическое существование черногорского народа. В 1858 году "Юманитэ" громко заговорил перед лицом Европы о независимости Черногории, о человеческих правах черногорского народа, а в минувшем году, когда турки собирались утвердиться в самом сердце страны, орган французкого правительства ни слова не вымолвил. Французкий консул в Скутаре вел себя относительно Черногории как нельзя хуже: Геккар получал явно подарки от Омер-паши, а правителю Черногории давал советы, не согласные ни с достоинством его сиятельства, ни с интересами и честью черногорского народа; а Вьет содействовал немало к тому, что князь Николай подписал постыдные условия Сердар-Экрема» (Черногорско-русские отношения. С. 399-403).

    По этим условиям, в частности, Турция имела право провести через территорию Черногории дорогу, создать на ней укрепленные пункты и содержать в них свои военные гарнизоны, что ставило под вопрос само существование Черногории как независимого православного государства. Лишь благодаря большим дипломатическим усилиям со стороны России удалось избежать этой страшной опасности. Никогда еще Турция не была так близка к покорению Черногории, как в этот раз.

    Престиж Черногории упал даже по сравнению со временем князя Даниила, когда была одержана победа над турками. Соседние православные сербы, еще находившиеся под турецкой властью, стали обращать свой взор в сторону Сербии, которая по сравнению с Черногорией выглядела государством более мощным и более стабильным.

    Эта неудачная война имела очень большое значение и в развитии черногорско-русских отношений. Она показала черногорским властям, насколько эти отношения незаменимы для Черногории. Князь Никола сразу же поехал в Россию, что повысило его авторитет как в самой Черногории, так и среди православных сербов за ее границами (Там же. С. 414). С этого момента отношения развиваются бурно и широко, охватывая почти все сферы черногорской жизни. Этому способствует и определенное охлаждение в отношениях между Россией и Сербией из-за экономической зависимости последней от Австро-Венгрии, которая стала постепенно переходить в зависимость политическую, что иллюстрирует случившийся позднее дипломатический инцидент, ясно показавший всему миру исключительность черногорско-русского союза. Речь идет об известных словах русского императора Александра III, сказанных им во время очередного визита князя Николы в Россию. Об исторической подоплеке этого инцидента и реакции на него в Европе лучше всего рассказал современник — представитель царствующего дома Романовых великий князь Александр Михайлович. В своих воспоминаниях он пишет:

    «Виновницей второго инцидента оказалась Австрия. Венское правительство противилось нашему "непрерывному вмешательству в сферу влияния Австро-Венгрии" на Балканах, и австро-венгерский посол в Санкт-Петербурге угрожал нам войною.

    На большом обеде в Зимнем дворце, сидя за столом напротив Царя, посол начал обсуждать докучливый балканский вопрос. Царь делал вид, что не замечает его раздраженного тона. Посол разгорячился и даже намекнул на возможность, что Австрия мобилизует два или три корпуса. Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр Третий взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийского дипломата:

    — Вот что я сделаю с вашими двумя или тремя мобилизованными корпусами, — спокойно сказал Царь.

    — Во всем свете у нас только два верных союзника, — любил он говорить своим министрам, — наша армия и флот. Все остальные при первой возможности сами ополчатся против нас. Это мнение Александр Третий выразил однажды в очень откровенной форме на обеде, данном в честь прибывшего в Россию князя Николая Черногорского, в присутствии всего дипломатического корпуса. Подняв бокал за здоровье своего гостя, Александр Третий провозгласил следующий тост:

    — Я пью за здоровье моего друга — князя Николая Черногорского, единого искреннего и верного союзника России вне ее территории.

    Присутствующий Гире открыл рот от изумления; дипломаты побледнели».

    Лондонский «Тайме» писал на другое утро «об удивительной речи, произнесенной русским императором, идущей вразрез со всеми традициями в сношениях между дружественными державами» («Великий князь Александр Михайлович: Книга воспоминаний. М.: Современник, 1991. С. 56-57).

    Для таких слов у Александра III были все основания. Но перед тем, как была произнесена эта историческая речь, ознаменовавшая собою расцвет черногорско-русского союза, произошли великие события на Балканах. В 1875 году началось грандиозное восстание христиан в Боснии и Герцеговине против турецкого господства. В апреле 1876 года восстали болгары, но это восстание было подавлено со зверской жестокостью. Летом 1876 года в войну с Турцией вступила и Черногория, ведя ее в союзе с Сербией.

    «В октябре сербская армия была фактически разгромлена. После этого в события вмешалась Россия. Она предъявила Турции ультиматум с требованием немедленно заключить перемирие с Сербией на 4-6 недель. Угроза России вступить в войну против Турции остановила наступление османских войск. Однако Черногория и повстанцы Боснии и Герцеговины продолжали свою борьбу. В декабре 1876 года по инициативе России в Константинополе (Стамбуле) для решения балканских проблем была созвана конференция великих держав. Представители России, Великобритании, Австро-Венгрии, Франции и Германии высказались за предоставление Боснии, Герцеговине и Болгарии статуса автономных провинций, а также некоторого расширения территории Черногории. Высокая Порта отвергла данные требования под предлогом, что провозглашенная в империи конституция предусматривает предоставление отдельным национальным группам всех необходимых прав. Единственным реальным результатом конференции (декабрь 1876 — январь 1877) явилось обращение правительства Порты к сербскому и черногорскому правительству с предложением начать переговоры о мире.

    В феврале 1877 года Н.П. Игнатьеву было поручено убедить европейские державы подписать протокол, подтверждающий достигнутые в ходе предварительных консультаций на Константинопольской конференции договоренности. Н.П. Игнатьев успешно справился с возложенной на него задачей. В марте 1877 года в Лондоне протокол был подписан. Однако Высокая Порта в апреле отклонила и его.

    Считая все мирные средства урегулирования кризиса исчерпанными, 12 апреля 1877 года Россия объявила войну Турции. В тот же день русские войска вступили в Румынию, с которой Россия заключила специальную конвенцию. Русская Дунайская армия, сосредоточившаяся в Румынии, насчитывала в начале войны 185 тыс. человек, а турецкая — 220 тыс.» (История южных и западных славян. Т. I. С. 379-380).

    Так Россия начала решающую войну за освобождение православного славянства на Балканах. Русских крестоносцев ждали здесь еще в 1850-е годы, но предательство тогда не допустило Православную Русь на Православные Балканы и явилось одной из главных причин неудачи в Крымской войне. Теперь России предстояло свершить то, чего от нее веками ждали православные Балкан: Русь должна была явить свою святость в великом подвиге братолюбия и выступить за свободу и жизнь своих православных братьев, за торжество Креста над полумесяцем, за веру святую Христову.

    Этот подвиг отныне навечно соединил Россию с Балканами святою кровью. И в этом подвиге великой жертвы поддерживалось единство Святой Соборной и Апостольской Церкви. Великим результатом священной войны стало появление на границах с мусульманской Турцией уже целых трех православных славянских держав. Государственность получила Болгария. Значительно увеличились и усилились Сербия и Черногория, а их полная независимость от Турции была теперь признана всем миром. Особенно изменилось положение Черногории. Ее территория увеличилась более чем в два раза: с 4400 до 9475 кв. км. Не только значительная часть Герцеговины, но и плодородные земли у Скадарского озера и даже часть морского побережья с городами Бар и Ульцинь принадлежали теперь Черногории. Проблемы с голодом и с нехваткой земли были этим существенно решены.

    Но у этой великой победы была и очень печальная оборотная сторона, которая во многом обусловила в дальнейшем неизбежность Первой мировой войны. Россия уже не была такой непобедимой державой, как в эпоху Николая I. Теперь новый ее император Александр II должен был в своей собственной державе опасаться на каждом шагу террористов, охотившихся за ним постоянно и совершающих многочисленные покушения. Россия, кроме того что потеряла внутреннюю стабильность и единство в обществе, оказалась также и в международной геополитической изоляции, не имея ни одного постоянного надежного союзника среди ведущих европейских держав. Поэтому перед началом новой русско-турецкой войны Россия, чтобы обеспечить нейтралитет со стороны Австро-Венгрии, вынуждена была согласиться на то, чтобы последняя оккупировала после войны и Боснию, и Герцеговину. Это было настоящей трагедией для православных сербов Боснии и Герцеговины, поднявших восстание за свободу, ведших четыре года героическую борьбу и в результате, после победы, с надеждами на полное немедленное освобождение, оказавшихся в новом рабстве. Австро-Венгрия подавила вооруженное сопротивление своей оккупации и насильно присоединила к своей империи эти сербские земли.

    Подобное же притеснение со стороны Австро-Венгрии, конечно, в несравненно меньшей степени, пришлось испытать даже Черногории. Бока Которска со своими развитыми портами, флотом и моряками осталась в составе Австро-Венгрии, так что выход к морю без обустроенных портов, только в районе городов Барь и Ульцин оказался безпо-лезен. Но даже если бы у Черногории и появились огромные средства на устройство морских портов, строительство и оснащение кораблей, обучение моряков и т. д., то все равно это не имело бы значения, ибо по условиям Берлинского конгресса 1878 года лишь Австро-Венгрия была вправе использовать Адриатическое побережье. Также Черногория с Сербией не получили общей границы. В результате Черногория, несмотря на появившийся у нее выход к Средиземному морю, фактически продолжала быть окруженной иноверцами: с одной стороны католической Австро-Венгрией, а с другой стороны — мусульманской Турцией. Эти обстоятельства — результат давления со стороны Австро-Венгрии, стремящейся стать главной силой на Балканах — отравляли радостное чувство победы православных христиан над турками-басурманами, какой еще прежде не знала история Церкви. Папистский Рим, будучи совсем недалеко, снова, уже в Который раз, пытался подчинить себе Балканы, используя для этого свое старое испытанное орудие — Австрию вместе с Венгрией.

    Все же православные на Балканах усилились очень значительно. Они теперь почти все безусловно верили в свое неминуемое скорое освобождение, продолжая надеяться на Бога и — с новой силой — на Россию как на великое и славное оружие Вседержителя. Это было в Черногории, в Сербии, в Болгарии; это было в Австро-Венгрии, это было в Турции. Но в России уже усилилось и революционное течение в борьбе с русской монархией внутри страны, щедро финансируемое из-за рубежа геополитическими врагами России и Православия. Царь-Освободитель через два года после великой победы над Турцией будет смертельно ранен прямо на улице своей столицы. Именно в его время Россия освободила Балканы (частично), утвердилась в Средней Азии и даже в районе горы Арарат на Кавказе, вернув завоеванное у турков при Николае I, хотя и потеряла огромные владения в Америке вместе с большим торговым тихоокеанским флотом, базировавшимся в Ново-Архангельске. Александр II был великим сострадателем подневольным славянам — не менее, чем крепостным крестьянам, и поэтому стал освободителем и для тех, и для других.

    Генерал Скобелев, легендарный герой этой славнейшей русско-турецкой войны — «Белый Генерал», будет позднее также убит при совершенно загадочных обстоятельствах. Насильственная смерть, поразительно трагическая гибель и «Белого Царя», и «Белого Генерала» — вряд ли одно лишь совпадение. Они были живыми символами возрождающегося православного славянства, героями расцветающего в Европе с невиданной прежде силой панславизма. Именно поэтому их насильственная смерть была так необходима врагам Православия и славянства.

    С этого времени связь России и Черногории становится самой тесной и исключительной. Именно тогда русский царь и произносит свои исторические слова о едином искренном и верном союзнике России вне ее территории. Осуществляется даже нечто немыслимое ранее — династическая связь одного властительного дома с другим, что говорит о совершенно особой степени близости. Так, две из четырех дочерей князя Николы, Стана и Милица, вышли замуж за великих русских князей и переехали жить в Россию. Причем Стана стала супругой великого князя Николая Николаевича — самого авторитетного из всех членов Царствующего Дома Романовых, окружавших святого царя Николая.

    Что же касается церкви народной — митрополии Черногорско-Приморской, то и в ней произошли отраднейшие преобразования благодаря еще более усилившемуся черногорско-русскому сближению. Эти изменения были настолько долгожданны, необходимы и существенны, что вместе с ними митрополия как бы обрела свою вторую жизнь. Прежде, в условиях постоянной войны с разорением святынь народных врагами веры, блокады со стороны латинян и басурман, бедности храмов и вынужденной необразованности духовенства, нищего, как и сам народ, митрополия находилась в привычном состоянии выживания, а не процветания.

    Болея сердцем за духовное возрождение своего народа, князь Никола специально отправился на Святую Гору Афон, откуда привез знаменитого старца Мину Черногорского — великого аскета, исихаста, собеседника святителя Нектария Эгинского. Старец не забыл языка своей родины, хотя уже много лет назад ушел на Афон. Словно новый равноапостольный Косьма Этолийский, отец Мина утверждал страждущих черногорцев в православной вере. Он призывал их быть еще более твердыми во исповедании и изучать греческий язык, потому что тогда они смогут читать святых отцов и через них духовно возвышаться. Все черногорцы, слушая поучения отца Мины, прославляли Бога за то, что Он послал такого учителя из их народа. Завершив миссию, отец Мина позже вернулся на Святую Гору, в скит Праведной Анны, оставив в Черногории возвышенную и благодарную память о себе.

    Война за веру, война священная и необходимая, — вот то, чем жил народ, и этому делу он жертвовал все, в ущерб всему остальному, не исключая и многих сторон церковной жизни. Это было сначала неприятно, но неизбежно, так что к этому стали постепенно привыкать и со временем уже воспринимать как нечто вроде народной традиции. Теперь же, после обретения Черногорией независимости, при князе Николае началось великое упорядочивание церковной жизни в годы самого продолжительного в истории Черногории мира — в течение целых тридцати пяти лет.

    Вся вообще церковная жизнь при князе Николе изменилась настолько, что, чтобы лишь кратко рассмотреть эти благодетельные изменения, нужно сначала их выделить поэтапно в общей связи между ними и затем уже показать отдельно.

    Главные события в жизни митрополии — это создание образовательной базы для духовенства, чего никогда прежде не было, обновление подавляющего большинства монастырей и приходских храмов, что до этого было невозможно по финансовым причинам, и многогранная деятельность митрополита Митрофана (Бана), при котором митрополия благоустроилась и расцвела.

    Сначала речь пойдет о создании образовательной базы для духовенства.

    В 1863 году в Цетинье была открыта Привремена Богословия (Временная семинария). Открыл ее выходец из Герцеговины, архимандрит Никифор (Дучич), скрывавшийся от турок в Черногории после восстания герцеговинцев. Открыл по соглашению с цетинским архимандритом Илларионом (Рогановичем). Это произошло вскоре после окончания самой тяжелой войны с Турцией, которая была окончена вынужденным подписанием плохих условий мира князем Николой. Несмотря на бедственное послевоенное положение в стране, семинария начала работать именно в это время, став достойным ответом на посягательства иноверцев, духовным оружием в священной войне за веру.

    Через пять лет, когда состоялся первый выпуск, князь Никола во время своего дипломатического визита в Санкт-Петербург договорился о финансировании семинарии и девичьего института. Годовой постоянный бюджет семинарии был определен в 8000 рублей, а института для девиц — в 5500 рублей. Учебный план и программу для семинарии подготовил священник при русском посольстве в Вене — протоиерей Михаил Раевский, выдержки из писем которого о Черногории, полные горячего участия и острой боли за православных, были приведены нами выше.

    В 1876 году семинария прекратила свою работу в связи с войной и открылась снова в 1887 году уже как Богословско-учительская школа. Глубокий смысл был в том, что учителя православного народа обучались именно в семинарии, вместе со священниками, готовясь к служению особого рода. Так формировалась черногорская интеллектуальная элита. Семинаристы — будущие священники и монахи — обучались также и в России. Повышение образовательного уровня духовенства благотворно сказалось на церковной жизни, но тем острее вставала проблема обновления и благоустроения монастырей и приходских храмов, в которых должны были служить священники и священномонахи нового поколения. И эта проблема деятельно решалась на протяжении многолетнего правления князя Николы.

    Размах этого обновления и благоустроения безпримерен.

    Всего за этот период времени было обновлено двенадцать монастырей и два основаны.

    Лишь в один 1876 год, когда Черногория вела крайне напряженную войну с Турцией, возобновление не велось, но зато в первый же год после подписания мира было уже возобновлено шесть приходских храмов.

    В 1877 году возобновлен один храм, несмотря на продолжающуюся войну, и в 1878 году, когда война шла к завершению, также был возобновлен один храм. Совершенно исключителен был 1885 год, когда кроме одиннадцати возобновленных храмов был один монастырь основан, а другой возобновлен.

    Именно в то время, в 1884 году, был избран митрополитом Черногорско-Приморским Митрофан (Бан), а в 1885 году — хиротонисан в Санкт-Петербурге. Начало своего архипастырского служения новый святитель митрополии и отметил таким благодатным образом.

    За период с 1905 по 1909 год им было возобновлено еще четыре монастыря. За XVIII-XIX века было основано в пределах митрополии Черногорско-Приморской лишь две монашеские обители. И обе — при митрополите Митрофане (в 1885 и 1897 годах). За 1860-е годы было возобновлено 49 храмов и один монастырь; за 1870-е годы — один монастырь и только лишь 35 храмов — во многом из-за войны; а вот уже за 1880-е годы — целых четыре монастыря возобновлено и один основан, храмов же возобновлено — 63. За 1890-е годы — также 63 храма, один монастырь возобновлен, один основан. За 1900-е годы, правда, возобновлено храмов на 4 меньше — 59, но зато возобновлено целых 5 монастырей!

    Всего с 1885 по 1909 год митрополитом Митрофаном возобновлено 9 монашеских обителей, в то время как до него — лишь три. И это при том, что еще два монастыря им основаны. Таким образом, при нем появилось впервые либо обновилось 11 обителей, и он может быть по праву назван возродителем монашества в митрополии Черногорско-Приморской. Был он и возродителем приходских храмов: до него восстановлено 109 храмов, а за период с 1885 по 1909 год их восстановлено 159.

    Митрополит Митрофан (Бан) оставил после себя душеполезную книгу об исповеди (издана в русском переводе в 2007 году издательством «Синтагма» под названием «О исповеди для духовенства и мирян»). Этот труд и в наше время читается с пользой великой.

    Он был и настоящим церковным реформатором приходской жизни митрополии, упорядочив ее и, после веков экстремального выживания, вернув к изначальному благочинию. Так, он обязал все приходское священство носить мантию. Раньше, из-за бедности и военной жизни, священники носили мирскую одежду, в которой даже и служили, не имея необходимых церковных облачений.

    Владыка постановил, чтобы священники получали за исполнение треб не натурой, как ранее, а деньгами, что сразу улучшило материальное положение многодетных семей приходского духовенства, которое раньше вынуждено было или меняться, или торговать, чтобы приобрести необходимое, и постоянно испытывало материальные затруднения.

    Милосердный и справедливый владыка стал инициатором закона о пенсионном обеспечении священства — впервые в истории митрополии.

    Благодаря митрополиту Митрофану (Бану) митрополия получила и две консистории — сначала Цетинскую, а затем и Никшичскую. Но в рамках настоящей работы невозможно рассмотреть и даже просто перечислить все деяния и труды владыки, настолько многогранна была его деятельность на благо Церкви.

    Под всем этим удивительным расцветом митрополии была очень солидная материальная основа — большая финансовая помощь России, без которой этот расцвет вряд ли был возможен. Финансовые дотации все время увеличивались, так что «к 1908 г. они составляли около полумиллиона рублей в год, из них более 300 тыс. рублей предназначалось на военные нужды» (История южных и западных славян. Т. 1. С. 449). Черногорские офицеры получали в России военное образование, армия вооружалась, строились дороги.

    К концу XIX века черногорско-русские отношения были как никогда стабильны и глубоки. Церковная жизнь митрополии при поддержке России также преобразилась полностью.

    Далее: Итог черногорско-русских отношений в XIX веке
    В начало



    Как вылечить псориаз, витилиго, нейродермит, экзему, остановить выпадение волос