Кара Господня за распутную жизнь
Кара Господня за распутную жизнь.
Бывший мой прихожанин, отставной солдат Николай Петров, которого жена за воровство содержалась в тюремном замке, принял в свой дом вместо жены солдатку из другой деревни, Марфу Семенову, которой муж был на службе в неизвестном для ней полку. Прожив вместе лет шесть, до поступления моего к ним в приход, они имели уже трех детей от незаконного сожительства.
Узнав об этом, я немедленно призвал Петрова с Марфой к себе и, представляя им страшную ответственность перед Богом за незаконную связь, требовал от них, чтобы они разлучились друг с другом; в противном случае, говорил им, вы навлечете на себя за свои грехи страшную кару Господню. «Простите нас, батюшка, — сказал мне Петров, — что мы живем с Марфой не обвенчавшись; но видно уж так нам судил Господь. Не мы первые живем на белом свете в таких грехах.
Когда служил я в военном поселении, жена моя, оставаясь в доме, за свое пьянство и воровство начальством взята из моего дома и заключена в тюрьму. Седьмой год, как вернулся я со службы, и грустно мне было смотреть на запустелый мой дом. Справлялся я по начальству о жене моей; меня заверяли, что скоро ее выпустят домой, но вот настал уже девятый год, и я жду ее напрасно. Жениться же на другой закон не позволяет, а жить одинокому трудненько, работать не с кем: вот я и принял Марфу за хозяйку, и спасибо ей, с тех пор у нас хозяйство пошло впрок, всего у нас довольно.
Грешны перед Богом, приживши трех детей, но найдем чем пропитать их, а свыкшись вместе жить, мы не можем и подумать о разлуке». «Помилуйте, батюшка, куда мне деваться с тремя детьми, — завопила Марфа, — кто прокормит меня с ними? Дети же его любят, что отца родного, да и им-то без него словно сиротам остаться». «Уж видно жить нам вместе, — прибавил Петров, — а вот когда жена моя придет или муж ее вернется, тогда посмотрим, как быть. Уж мне таки порядком пел и батюшка, предместник ваш; чего ни говорил он нам, чтобы разлучить нас, даже сказывал о нас и начальству; да спасибо начальнику волости майору Н., он помилосердствовал, махнул на жизнь нашу рукой, и больше ничего.
Потом и батюшка нас больше не тревожил. Живу я смирно, никого не обижаю, с соседями в ладах, да и в слободе все мной довольны; в воровстве и пьянстве я замечен не был, только и греха-то, что с Марфой живу не обвенчавшись, да и то не мы тому причина: закон не позволяет, да и не мы первые, не мы и последние живем такой жизнью. Служил я денщиком у ротмистра Н. Пусть мы слепые да неграмотные живем, как скоты. А то ведь его-то благородие — человек образованный, и теперь на службе состоит, и у всех в уважении, а между тем живет с двумя женщинами, как с женами, без брака... И если правду сказать — так с него-то, батюшка, я взял пример, чтоб с Марфой жить, не венчавшись».
Говоря так, Петров был, к несчастью, совершенно убежден, что его распутная жизнь не есть такое преступление, за которое его с Марфой следует преследовать. «Не так судил Господь вам обоим, чтобы вам жить для разврата, — сказал я. — Уж если послано вам испытание в лишении на время — тебе жены, а ей мужа — то вовсе не для того, чтобы вы теперь так незаконно жили друг с другом. Развратной жизни Господь не определяет. Ты говоришь, что не вы первые, не вы и последние так живете, и что даже ротмистр Н. так же точно жил, и что он примером тебе послужил. Послушай, друг мой, блудником и прелюбодеем судит Бог, говорит апостол (Евр. 13, 4). Не твое дело судить поступки других; суди себя самого. К тому же ты хорошо знаешь, что худо и что хорошо, что позволительно и что грешно.
Не многие живут такой жизнью, как ты. Ты говоришь, что позаимствовал дурной пример от образованного ротмистра Н. Отчего же ты не взял в пример себе большинство живущих по закону, притом таких же, как и ты, неграмотных и необразованных? Господь, Которому все некогда отдадут отчет в своих поступках, требует от всех благочестивой жизни, сообразной с Его святым законом, и тот только Ему угоден, кто следует во всем заповедям Его.
Вам же давно должно быть известно, что такая беззаконная жизнь, как ваша, строго воспрещается седьмой заповедью Господней.
И часто видим мы примеры, что еще в сей жизни такие распутные, как вы, строго наказываются от Бога, а по смерти их ожидает страшное и вечное мучение! Ни прелюбодеи, ни сквернители Царства Божия не наследят. (1 Кор. 6, 9-10). Не льстите же и вы себя надеждой на долготерпение Господне. Пора вам, поблагодарив Бога за Его к вам милость и долготерпение, покаяться, чтоб не погибнуть навеки, и, разлучившись друг с другом, остальное время жизни своей посвятить исправлению. Не вы одни в свете живете в разлуке. Мало ли вдовцов и вдовиц?
Однако не живут же они так, как вы живете, а, имея страх Господень, живут, благоугождая Богу, в целомудрии. Смотрите на добрые примеры, а не подражайте развратникам, и сами для других не будьте соблазном. Иначе вдвойне взыщет с вас Господь. Ведь не вечно жить вам на земле, постигнет вас смерть и, быть может, внезапно, а смерть грешников люта (Псал. 33, 22). Ну как грешной душе предстать пред страшным Судией? Приходило ли вам на ум когда-нибудь, что за ваши грехи надо будет отдать строгий ответ Тому, Кого трепещут чистейшие ангелы? Убойтесь Бога, разлучитесь один с другим; повторяю вам, оставьте свою развратную жизнь, чтоб не мучиться вам вечно». — «Подумаем, батюшка, — сказал Петров. — Но куда деваться ей с детьми и как мне одному остаться?» «Мой совет тебе на этот раз таков: прими к себе вместо сына Петра Фоменка с его женой, а Мароу с детьми возьмет кто-нибудь к себе в услужение. Бросьте только, ради вечного спасения ваших душ, свою развратную жизнь и молитесь о своих грехах. Вернется ли муж ее со службы, или твоя жена придет, — ведь нужно же будет вам разойтись? Так лучше уж разойдитесь теперь». После сих слов я отпустил их от себя. Вскоре после нашей беседы Петров принял к себе безродного сироту, усердного работника с женой, Петра Ф., пристроил и Марфу с ее детьми в услужение в один дом, оставив при себе старшего сына. Порадовался я их разлуке; но недолго. Прожил Петров с месяц без Марфы и опять принял ее с детьми к себе, выгнав Петра Ф. с женой.
Между тем Марфа родила четвертое дитя. Я потребовал опять к себе Петрова, но сколько ни силился убедить его расстаться с Марфой, он остался упорен. Я доложил о них епархиальному начальству. Начальство предало их на три с половиной года церковному покаянию, подчинив моему надзору, с тем чтобы я, убедив их разлучиться друг с другом, внушал им неукоснительно бывать во все богослужебные дни в храме Божием. Я объявил им это духовное наказание, объяснил важность его и страшное наказание Господне за невыполнение; убеждал их разойтись друг с другом; но они так были упорны, что и слышать больше не хотели о своей разлуке.
Просил я содействия военно-поселенного начальства, но оно не помогло мне.
Для того же, чтоб заставить их бывать в воскресные и праздничные дни в храме на молитве, недостаточно было одного моего внушения, — нередко приходилось посылать за ними десятских; и при всем том они постоянно ссылались на хозяйство, как на помеху к исправному посещению храма Божия. И сначала хоть не всегда, но все же чаще бывали оба в церкви, а прошло с полгода их епитимьи, и их совсем редко можно было видеть в церкви. Я при всяком удобном случае не оставлял их без своего замечания и наставления, но все было напрасно: они пренебрегали моими замечаниями.
Но вот наконец мера долготерпения Божия переполнилась. То, что, по словам их, более всего служило препятствием к посещению церкви — хозяйство — начало расстраиваться вдруг; пара рабочих лошадей была украдена, вслед за тем восемь штук рогатого скота пало во время падежа. Наконец постигла их упорная лихорадка, и через месяц явилась сильная опухоль на всем теле. Слегли несчастные на одре болезни. Нечего и говорить об их оставшемся без присмотра хозяйстве: оно умалялось не по дням, а по часам. Детей разобрали добрые люди.
На них же обоих стали появляться гнойные раны и, не заживая, разрастались, превращаясь постепенно в злокачественные язвы, так что через два месяца со времени постигшей их болезни нельзя было их и узнать, так они были изуродованы оба! Это были два гнойные и зловонные трупа, кишевшие червями. Покинутые всеми, они с лишком три месяца страдали, питаясь молоком, которое им вливала в рот по разу в сутки посещавшая их старушка родственница.
Во время страшной их болезни несколько раз я посещал их, чтобы причастить их Святых Тайн, но, видно, Господь судил им окончить постыдную жизнь без священного напутствия.
Всякий раз, когда я к ним приходил, всё в бреду их заставал, но без меня они нередко приходили в полное сознание, хоть и ненадолго. Отвратительные бранные слова в беспамятстве изрыгал Петров, а она, несчастная, все бредила о каких-то страшных чудовищах, влекущих ее к себе. И пока они еще были в сознании и в состоянии говорить, их язык не произносил молитвы к Богу, их уста не отверзались испрашивать себе прощения в грехах; о покаянии не было и помину.
А когда их язык совсем онемел, одни стоны давали знать прохожим мимо их жилища, что эти оба трупа еще были живы. В седьмой год своей распутной жизни они скончались в один день, и оба преданы земле в одной могиле, заживо объеденные червями. Так Господь карает за нечистую жизнь еще здесь тех, кто не думает о покаянии. Слыхал Я от достоверных людей, что года через три по смерти Петрова не остался без наказания Божия и тот ротмистр Н., который послужил дурным примером для него.
Быв вечером в одном благородном доме, он чувствовал себя совершенно здоровым и веселым, и когда хозяйке дома нужно было навестить одно знакомое семейство, он взялся проводить ее; когда они шли садом, он вдруг пал на землю и внезапно умер. Испуганные этим несчастием, тогда же две женщины, с которыми он жил вне брака, в его доме разрешились мертворожденными младенцами.
Не льститпеся, говорит святой апостол, Бог поругаемъ не бывает: еже бо аще сеет человек, тожде и пожнет: яко сеяй в плоть свою, от плоти пожнет истление; а сеяй в дух, от духа пожнет живот вечный (Гал. 6, 7-8).
Помещик села К., отставной штаб-ротмистр, прибыв в 1862 году в Одессу по делам хозяйственным, сблизился там с одной женщиной-молдаванкой и, привезя ее домой, поручил ей, как жене, управление всем хозяйством, хотя имел законную жену. Скромная и добродушная жена его, пораженная бесцеремонными и наглыми поступками нежданной гостьи в своем доме, растерялась и не знала, что делать.
Каких средств она не употребила для того, чтобы избавиться от этой нежданной гостьи! Она то сама умоляла со слезами мужа своего оставить эту распутную молдаванку, то, по ее просьбе, родные и знакомые беспрестанно напоминали об этом помещику. Но тот стоял на своем; не слушая ни жены, ни родных, ни друзей, он твердил одно, что его законная жена — сущая для него пытка, хуже рвотного, что ни за что в мире не согласен с ней жить больше, потому что она и неразвита, и бесплодна, и безобразна; потому предложил добровольно разойтись с ним.
Так как все испытанные меры для восстановления семейного мира оказались бесполезными, то она, законная жена его, после 20-летней супружеской жизни решилась развестись с ним домашним, честным образом. Но суд Божий не замедлил наказать распутного помещика: накажет тя отступление твое (Иер. 2, 19).
Прошел год, и от значительного капитала этого человека едва осталось несколько крупиц. Прошел еще год — и все имущество его дошло до окончательного разорения: то от неурожаев, то от неудач в хозяйственных предприятиях, то от падежа скота. Затем все недвижимое имущество его было заложено, и бывший владелец имения остался без всякого состояния и подвергся параличу. И теперь где-то у своих родственников страдает, покинутый помянутой женщиной, увлекшей его на путь порока, испытывая на себе слова премудрого: имиже кто согрешает, сими и мучится (Прем. 11, 17).
Один молодой человек-чиновник в 1852 году, бывая в одном доме, где жили муж и жена, сумел как-то заслужить любовь жены, которая, как оказалось, не уважала супружеской верности и целомудрия, этой славы семейного и общественного счастья. Утратив стыдливость, драгоценное нравственное чувство, удерживающее человека в должных границах, упомянутая бесстыдная женщина решилась принадлежать ему. Не дорожа ни домом, ни честью, она завела интриги: взводила ябеды и клеветы на своего мужа и задумала официальным порядком развестись с ним за нарушение будто бы мужем супружеской верности, и уполномочила своего любовника вести процесс по этому делу.
Но так как развод нельзя было выхлопотать скоро, тем более что не было достаточных и законных к тому причин, то она решилась бросить своего законного мужа и жить незаконно с любимым человеком. Между тем, как бы в угоду ей, муж вскоре скончался. Оставшись вдовой, она тотчас же вступила в супружество со своим любимцем. Казалось, все благоприятствовало ее желаниям. Даже родственники ее, гнушавшиеся прежде соблазнительной этой историей, впоследствии снисходительно относились к ней и простили ее. «Не у всех же такая сила воли, — говорили они, — которая может одержать победу над сердцем».
Так решили люди, но не так решил правосудный Бог, изрекший: се гряду скоро, и мзда Моя со Мною — воздати коемуждо по делом его (Апок. 22, 12). Прошло немного времени, и в этой женщине увлечение миновало, очарование исчезло, дикие вопли беззаконной любви умолкли, она стала тяготиться новым мужем, пренебрегать им, и наконец отвергла его. Отринутый муж переселялся с места на место, чтобы скрыть свое бесчестие и позор, но нигде не находил себе покоя, и в одно майское утро 1860 года нашли его убитым: выстрелом в лоб из револьвера он покончил свою позорную жизнь. А жена его, спустя год, подверглась умопомешательству и скончалась лишенной рассудка и в нищете.
Блажен человек, проникнутый убеждением, что Всевидящий и Всепромышляющий Господь повсюду и всегда с нами, где бы мы ни были, что бы ни делали! Блажен, кто стяжав сие убеждение, старается зреть Бога перед собой, и жить так, чтобы всегда благоугождать Богу, праведному Судии («Стран.», 1868 г., т. 2, стр. 10).
Далее: Грехи нашего времени и недобрые обычаи
