Вкуснее не бывает.
Рассказ о московской ордена Ленина кондитерской фабрике «Красный Октябрь».

Истории стран мира

Завод как на ладони

Я всё пробовал, пробовал...

Когда мои знакомые узнали, что я был на кондитерской фабрике, то каждый непременно спрашивал или хотел спросить: ну и как, пробовал? Думаю, что такой вопрос встает и перед читателем. И вот, чтобы у вас не было никаких сомнений на этот счет, скажу сразу: пробовал.

Пробовал ирис «Молочный» и «Кофейный», конфеты «Осенний сад» и «Красный цветок», пробовал «Клубничные» и «Медовые», «Ласточку» и «Черноморочку», «Горные» и «Стратосферу», «Зоологические» и «Космические», пробовал конфеты на глюкозе и на ксилите.

Пробовал «Забаву», «Мечту» и «Надежду» и чего только не пробовал. Даже «Птичье молоко». Так, с конфетой во рту, и ходил по фабрике, даже разговаривать было затруднительно, и первоначально у меня выходило «ы-ы-ы... у-у-у… а-а-а...». Но лишь только во рту у меня не оказывалось конфеты, все кругом обиженно говорили: «Ну что же вы, попробуйте!»

На фабрике вообще временами кажется, что не конфета в тебе, а ты в конфете: всего тебя обволакивает густой конфетный аромат. Леденцами, карамелью, шоколадом пропахло все: халаты работников, стены, дверные ручки, книга для посетителей, турникет проходной. Даже Москва-река в том месте, где находится «Красный Октябрь», пахнет конфетами. Да и саму фабрику-то я разыскал в Москве по запаху.

Так что если вы хотите, чтобы впечатление от этого рассказа у вас было полным, то суньте за щеку ириску, а еще одну положите перед собой. Потому что речь вначале пойдет именно об ириске.

Откуда они начинаются!

Оказавшись в ирисочном цехе фабрики «Красный Октябрь», наблюдая, как заверточные машины пулеметными очередями выстреливают ириски, я все спрашивал у старшего мастера Татьяны Михайловны Шершенковой:

— Ну, а начало-то где!

— Начало выше этажом, — ответила Татьяна Михайловна.

Я сунул горячую ириску в рот, и мы пошли на молочную станцию. Бригадир молочной станции Александра Яковлевна Рубцова подтвердила:

— Здесь, здесь всему начало.

Двадцать шесть лет, всю трудовую жизнь посвятила она ирискам. Это сколько же поколений детей она ирисками накормила!

Значит, так, все понятно: на одном конце кондитерских превращений — ты с ириской за щекой. А на другом — Александра Яковлевна, будем называть ее тетя Шура. На ее попечении 12 варочных аппаратов — герметически закрытых котлов. В них она направляет в особых пропорциях, в особой очередности поток молока, поток сиропа, поток патоки, поток растопленного сливочного масла. Потом туда добавляются вкусовые приправы: либо соль, либо кофе, либо какао. Все эти замечательные продукты перемешиваются и сгущаются, так чтобы влаги осталось в смеси всего 23 процента.

— Если больше влажность будет, — говорит тетя Шура, — то получится каша.

Если меньше, сами понимаете...

Мы понимаем так, что в таком случае об ирис можно будет зубы сломать. У тети Шуры, как у всякого мастера с таким стажем, глаз наметан на всякие малозаметные тонкости. Скажем, можете ли вы по внешнему виду молока определить — пониженная в нем кислотность или повышенная! Тетя Шура может. Еще она может за рабочую смену растопить 20 тонн масла.

Ирис «Красного Октября» — самый вкусный в стране. Значит, тетя Шура — на своем месте. Правительство тоже так рассудило — наградило ее медалью «За трудовую доблесть».

— А только ирис, тетя Шура, — сказал я, — не совсем с вас начинается.

— А с кого же!

— Посудите сами: ведь молоко берется с молочной фермы, масло — с маслобойного завода, патока — с паточного, а кофе и какао и вовсе из Южной Америки.

— Ну, тогда уж ирис начинается с ясного солнца, — сказала тетя Шура.

— Это почему!

— Ну, а кто же всем этим животным и растениям жизнь дает!

Я подумал, что так можно договориться вообще до космического происхождения ирисок, и решил, что пусть они все-таки начинаются с тети Шуры.

Очень серьёзное дело

Ирисная масса от тети Шуры и ее бригады идет через целую систему разных машин. Чего там с ней только не делают: перемешивают, перекачивают, подогревают, пропускают через сита, уваривают, ароматизируют, охлаждают.

Некоторые люди, особенно связанные с железом, думают: «Что там ириска — вот уж легкомысленный продукт!»

А когда тебе показывают и говорят про всякие механические премудрости — механические мешалки, кольцевые системы, плунжерные насосы, пароотделители, змеевиковые колонки, — ты уж не сомневаешься, что ириски — очень серьезное дело. Ведь чтобы ты зажмурился от удовольствия, прикоснувшись языком к ириске, машины и люди много и тяжело поработали.

Вот медленно крутится охлаждающий барабан. Ирисная масса тяжелой лавиной сползает на него и распластывается. Холодная вода барабана отнимает у нее лишнее тепло, оставляя лишь 45 градусов. Широкое, ленивое полотно встречается с перевертывателями и сворачивается в жгут. Немного ему осталось прохлаждаться. Его замедленное движение скоро закончится, он заторопится, засуетится, запрыгает — ведь рядом стрекочет формовочно-заверточная машина — она ненасытна, она тороплива, у нее ни секунды свободного времени!

Жгут, пока еще беспечный и толстый, меж двух веретен превращается в конус. Тонкий его конец вытягивается в змею, набирает скорость, а это уже то, что надо машине. Змея струится, изгибается на транспортере и как угорелая влетает в машину. А машина, яростно двигая всеми суставами, делает беспрерывное: «тр-р-р-р-р!» Это она формует, режет и заворачивает. Кажется, что в цепких лапках ее все время одна и та же ириска, что она схватила ее и не выпускает. Но это не так. Скорость смены ирисок такая высокая, что глаз не успевает следить за этими перемещениями. На самом деле машина успевает за одну минуту сформовать, отрезать и завернуть в фантик 640 ирисок!

Я заметил по часам: на то, чтобы вдумчиво, неторопливо съесть, перекатывая на языке, одну замечательную ириску «Ледокол», уходит 8 минут 28 секунд! Поглощение 640 ирисок займет, таким образом, около трех суток!

Вот что такое минутная производительность только одной машины. За сутки непрерывной работы она выпускает 26 тонн конфет. Можно себе представить, как радуются сладкоежки такой высокой производительности. А Татьяна Михайловна Шершенкова, которая мне все объясняла, постоянно думает, как бы ее еще повысить.

Затем одни машины заворачивают ирис в красивые блоки, другие подают его на транспортер россыпью. Проплывая по ленте к весам, он охлаждается воздушной струей и порциями по семь килограммов сыплется в коробки.

«Надежда»

С конфетами в соседнем цехе происходит примерно такая же история. Вот перед нами поточная линия по производству помадных и желейных конфет. По ней в тот момент, когда я подошел, проплывали тысячи раздетых-разутых, то есть не облитых еще шоколадом, конфет «Надежда».

Перед тем как попасть на транспортер, они были густой конфетной смесью, которая тяжело вытекала из воронки в отливочную машину. Это превращение совершалось под руководством кавалера ордена Трудового Красного Знамени Надежды Николаевны Барановой.

Я спросил:

— А их так назвали не в вашу честь!

— Слишком велика честь, — ответила, смеясь, Надежда Николаевна. — Мы с нею случайные тезки. Просто конфетка у нас долго не получалась, и мы о ней думали с надеждой.

Маленькие аккуратные «Надежды», подсохнув в специальной шахте, приобрели корочку и, теплые, веселые, с кремовым загаром, дружно высыпались на транспортер. Я попробовал одну конфетину. Она мягко растаяла во рту, и я воскликнул:

— Да им не надо шоколаду!

— А мы знаем, — сказала бригадир глазуровочной машины Любовь Анатольевна Кириленко. — Часть конфет мы, действительно, выпускаем без глазури, они и так вкусны. Но другую часть все-таки обливаем шоколадом: для любителей.

Стол, за которым мы с Любовью Анатольевной разговаривали, беспрерывно трясся мелкой дрожью. Он, оказывается, так и назывался — трясостол. Веселую и бесшабашную компанию загорелых «Надежд» он приводил к порядку — укладывал по ячейкам в строгие и четкие ряды. «Надежды» теперь выглядели как физкультурницы на параде. Самых непослушных, которые переворачивались вверх ногами, Любовь Анатольевна ставила на место.

В глазуровочной машине конфеты одевались в строгие коричневые костюмы из шоколада. Сверху там дул ветерок и для пущей красы делал «Надеждам» завивку — шоколадные волны на поверхности. Дальше их посылали в холодильные камеры.

Бригада Любови Анатольевны, посовещавшись однажды, решила, что их машина может работать быстрее и выдавать за то же самое время на 25 процентов больше конфет. Для этого работницы предложили сделать на поточной линии некоторые изменения — ну и сами стали трудиться без потерь времени. Свое предложение они назвали точно и коротко: «Норма не предел»! Как они задумали, так и получилось. Эти слова, как лозунг, подхватили на других кондитерских фабриках. Производительность труда всюду повысилась. Правительство наградило бригадира Любовь Анатольевну Кириленко орденом Ленина.

Конфеты и песня

Вот задумали однажды на фабрике сделать подарочный набор «Надежда». Оформление коробки заказали художнику Л. Челнокову, работы которого много раз получали премии на ВДНХ и международных выставках.

Художник долго думал, пробовал конфеты, а потом у него родилась идея. Он пришел на фабрику и говорит:

— Товарищи, есть хорошая песня композитора Пахмутовой под тем же названием: «Надежда». Вы ее все знаете.

И по вкусу ваши конфеты чем-то напоминают эту мелодию.

И художник ее напел: «Надежда — мой компас земной, а удача — награда за смелость. А песни довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось».

— Действительно, — сказали кондитеры, — что-то есть. Давайте так и сделаем.

И вот появился эскиз коробки: на зеленом фоне нотная бумага, скрипка, ромашка, а на обратной стороне крышки

— ноты и слова песни «Надежда».

— Ну что, обсудим! — спросил художник.

— А знаете что, — сказали кондитеры, — ведь не все авторы в сборе. Давайте пригласим и остальных авторов.

Так на фабрике «Красный Октябрь» встретились однажды все авторы: авторы конфет, автор эскиза и авторы песни — композитор Александра Пахмутова и поэт Николай Добронравов. Получился целый авторский коллектив.

И каждый работой друг друга остался доволен. Особенно авторы песни. Они пообещали снова прийти на фабрику, и не одни, а с целой группой артистов.

Так конфета породнилась с песней.

Главные дегустаторы

Я спросил у главного технолога цеха Аллы Леонидовны Новиковой:

— Ну, а вообще, как вы придумываете конфетам названия!

— Да так. Бывает, что у конфеты есть какой-нибудь главный вкусовой признак: например, лимоном пахнет, или кофе, или медом. Чего тут хитрить, мы и говорим то, что есть: цитрусовые, кофейные, медовые. Ну, а иные названия рождаются в честь какого-нибудь памятного события. Отдаем дань уважения и любимым героям детских книг. Но вот одна конфета названа в честь нашего товарища. Долгое время на фабрике работал Василий Васильевич Баскаков, большой мастер своего дела, автор множества сортов карамели. Все его любили и уважали. И когда провожали на пенсию, назвали одну конфету «Вася-Василек».

— А где рождается новая конфета! — спросил я и встал. Алла Леонидовна ответила:

— Да никуда ходить не надо, вот здесь.

— Где-где!

— Да вот здесь, в этой комнате. Видите, в углу стоит электроплитка! Вот на ней в обыкновенном ковшике мы и сочиняем новую конфету.

Это оказалось почему-то неожиданным — действительно, обыкновенная электроплитка с обыкновенным ковшиком стояла на обыкновенном канцелярском столе.

— Мы, технологи, люди деловые, — сказала Алла Леонидовна. — Для нас важно, что может машина и какие продукты есть на складе.

И она рассказала, как из разных составных частей, из множества вкусовых добавок составляется конфетный букет. На это уходит немало времени, ведь букет вкуса и запаха надо составить совсем новый, какого еще не было.

Каждый четверг в производственном отделе фабрики собирается дегустационный совет. Приходят технологи и начальники цехов, мастера и технические руководители, представители ОТК и литографской мастерской. Все рассаживаются за большим столом. Посреди стола стоят тарелки с конфетами, а возле каждого члена совета — дегустационный листок и стакан с чаем.

— Ну, начнем, пожалуй! — спрашивает начальник производственного отдела, и все берут по конфете.

Распробовать и оценить конфету не так просто, поэтому все сосредоточенно жуют, смакуют. Наконец кто-нибудь говорит:

— Помадка твердовата. Или:

— Не хватает мандариновой эссенции.

Да мало ли что могут сказать специалисты о своей продукции.

Но самые-то главные дегустаторы знаете кто! Да мы с вами! Мы с вами — и потребители, и дегустаторы, и самые главные судьи в последней инстанции. И это для фабрики самое важное мнение, если мы с вами, зажмурившись от удовольствия, говорим:

— Вкуснее не бывает!