Теракт подрыв автобуса
Правильно избранная тактика допроса подозреваемого определила успешность его результатов
В первых числах декабря 1965 года в заполярный поселок Бараниха приехала комиссия для выяснения на месте некоторых вопросов, касающихся снабжения горняков.
7 декабря с участием членов комиссии происходили общие собрания работников шахт № 41, 42 и 43, находящихся в 12 км от поселка.
Место проведения собрания точно определено не было, и лишь в последний момент решили провести его на шахте № 41, куда пришли рабочие других шахт.
Еще заканчивались последние выступления, а к шахте № 41 уже подошел автобус ПАЗ-652, доставивший из Баранихи очередную смену, заступавшую в шахту с 16 час. Автобус немедленно заполнился рабочими, вышедшими с собрания, и тут же двинулся в поселок.
Примерно в 900 м от шахты дорога проходила около старых галечных отвалов, колея здесь достигала глубины 30 см и была с ухабами, заставлявшими шофера Лапина снизить скорость до минимума. Лапин включил пониженную передачу, и в этот момент сильный взрыв подбросил автобус, в клочья разнес массивный корпус коробки передач, сорвал полутонный двигатель с крепежных болтов и выбросил на 3 м вперед, разорвал и скрутил штопором тавровые лонжероны рамы автобуса, разрушил с алой для пассажиров.
Находившиеся в автобусе люди были контужены взрывной волной, двое убиты и восемь человек ранены.
На звук взрыва и крики раненых немедленно прибежали рабочие с шахты № 41.
Когда раненых на машине скорой помощи увезли в медпункт поселка Бараниха, очевидцы происшествия и участники ликвидации последствий аварии стали высказывать различные соображения по поводу причин взрыва. Большинство из них сошлись на мнении, что взорвался бензобак автобуса. Лишь несколько позже кто-то обратил внимание на путавшиеся под ногами обрывки тонкого звонкового провода («звонковой»), применяющегося в горных работах для производства взрывов с помощью взрывной машинки.
Эта находка заставила внимательнее осмотреть обочину дороги. Оказалось, что от места взрыва в сторону галечных отвалов к стоящим там конструкциям демонтированного промывочного прибора тянутся две нитки звонкового провода. Некоторые присутствующие обратили внимание и на запах аммонита, хорошо ощущавшийся в месте взрыва.
В момент обнаружения провода никто, конечно, не думал о сохранении следов, и все участники этого самодеятельного ночного осмотра, а их было более десяти человек, по нескольку раз прошли по дороге до промывочного прибора и обратно, уничтожив наверняка имевшиеся там на снегу следы ног.
Кроме проводов при этом осмотре рабочие обнаружили кусок матрацовки (обрывок старой матрацной ткани) и уходящую в сторону от дороги за отвалы дорожку следов одного человека.
Несколько рабочих побежали по этому следу, надеясь настичь человека, оставившего следы, но темнота и глубокий снег помешали этому. Удалось лишь проследить, что дорожка следов, проходя около 2 км в направлении к поселку Бараниха, за отвалами выходила на проезжую дорогу и там терялась.
Работникам милиции стало известно о происшествии после доставки раненых в поселок. Немедленно была организована охрана места происшествия и тщательный контроль и учет всех лиц, выезжающих по тем или иным причинам из Баранихи.
Произведенный ночью осмотр места взрыва и окружающей местности ничего существенного не дал. Было лишь официально зафиксировано все обнаруженное рабочими. Более подробный осмотр произвели после наступления светлого времени суток, в 14 час. 8 декабря.
При повторном осмотре изготовили гипсовый слепок с одного из обнаруженных следов. Хотя индивидуальных особенностей в нем не имелось, все же по нему можно было составить общее представление об обуви: это был след подшитого валенка или унта примерно 42-го размера. Участники осмотра, проходя вдоль дорожки следов, примерно в 120 м от ее начала, заметили в стороне небольшой участок нарушенного поверхностного слоя снежного покрова и нашли в этом месте взрывную машинку типа КПМ-1 № 28 с зажатыми в клеммах обрывками проводов.
После этого стало очевидным, что автобус был подорван преступником с помощью взрывной машинки, брошенной им при уходе с места преступления.
Для раскрытия и расследования этого преступления была организована группа, состоявшая из следственных и оперативных работников, вылетевшая из г. Магадана 8 декабря 1965 г.
Исходные данные были весьма незначительны. Практически они позволяли лишь выдвинуть общую версию об умышленном подрыве автобуса, но были совершенно недостаточны для сколько-нибудь обоснованного предположения о преступнике.
Сопоставление известных к тому времени фактов о проходившем на шахте № 41 собрании с участием ответственных работников позволило предположить, что целью преступления могла быть попытка убийства членов комиссии, которые должны были возвращаться в поселок Бараниха.
Дерзкое преступление вызвало бурную реакцию в поселке, массу всевозможных слухов и предположений.
Принятые оперативные меры позволяли получать сведения о значительной части этих разговоров. К нам поступали и различные заявления граждан, считавших своим долгом сообщить ставшие им известными обстоятельства.
Прежде всего были приняты меры к установлению принадлежности обнаруженной на месте происшествия взрывной машинки, обрывка матрацовки и звонкового провода. Выяснялись также возможные источники приобретения преступником взрывчатки (аммонита).
Первые же следственные действия показали, что работа предстоит очень трудная, так как учет взрывчатых веществ и средств взрывания на прииске оставлял желать лучшего.
Было установлено, что, несмотря на требования действующих правил, взрывные машинки на приисках практически не учитываются, взрывники передают их друг Другу без всякого документирования и поэтому установить последнего владельца машинки КПМ-1 № 28, по-видимому, не удастся. В процессе этой проверки обнаружили более десятка аналогичных взрывных машинок, которые по учетам прииска вообще не значились.
В то же время выяснилось, что в ноябре 1965 года, сразу после праздничных дней, на шахте № 42 обнаружили пропажу взрывной машинки. Бывший ее владелец, правда, не смог опознать машинку № 28. Однако можно было все-таки предполагать, что именно она была украдена и впоследствии служила орудием преступления.
Звонковый провод и аммонит также хранились бесконтрольно. Какого-либо учета расхода «звонковки» непосредственно на производстве вообще не было, о чем наглядно свидетельствовали изготовленные из нее приспособления для сушки белья около жилых домов и во многих квартирах поселка. Учет расхода взрывчатых веществ на производстве велся формально. В процессе расследования в штреках шахт обнаружили значительное количество невзорванного аммонита и электродетонаторов. Имелись сведения о том, что даже печи иногда топятся аммонитом (аммонит без детонатора не взрывается и хорошо горит).
Что же касается обрывка матрацовки, то оказалось, что большое количество пришедших в негодность и списанных матрацев было передано в свое время комендантом поселка в качестве ветоши на производство и матрацовка в изобилии имелась на шахтах, в гаражах и т.д.
Не мог служить отправным моментом для поиска преступника и след, гипсовый слепок которого имелся, так как в зимнее время почти все население северных поселков носит валенки и унты.
Индивидуальных же особенностей в нем не отразилось.
Таким образом, проверку в отношении вещественных доказательств, обнаруженных на месте происшествия, можно было считать законченной. Положительных результатов она не дала.
Расположение места взрыва неподалеку от шахт и довольно удобный для совершения преступления участок дороги позволяли предположить, что преступник хорошо знаком с обстановкой, и не исключалось, что им мог быть работник одной из расположенных поблизости шахт. Поэтому одним из направлений расследования являлась тщательная проверка местонахождения каждого рабочего шахт № 41, 42 и 43 в момент взрыва, выяснение его поведения в дни до происшествия и после него.
Использование для совершения преступления взрывчатки и взрывной машинки могло свидетельствовать о том, что преступник имел какое-то отношение к взрывным работам. Впрочем, это были лишь предположения.
Преступник мог с успехом приехать или прийти к месту взрыва из по|сел,ка Бараниха или мог оказаться лицом, не имеющим прямого отношения к взрывным работам, поскольку горные рабочие почти все умеют пользоваться взрывчатыми веществами и взрывной машинкой.
В связи с этим проверялись не только лица, работающие на упомянутых шахтах, но и проживающие в небольшом поселке в 2 км от шахт и в самом поселке Бараниха.
Проводилась также работа и по проверке всего транспорта, который 7 декабря проходил из поселка Бараниха на шахты и обратно.
Проверка местонахождения в момент взрыва каждого рабочего считалась законченной лишь тогда, когда показания самого рабочего подтверждались другими показаниями или документами. Это была очень утомительная и громоздкая работа, но она диктовалась необходимостью, так как иного выхода не было.
Постепенно прояснялась картина, точно отражающая местонахождение всех рабочих шахт № 41, 42 и 43. Никто из них не мог в момент взрыва находиться на месте преступления. Активно проверялся и весь автотранспорт, его движение. 7 декабря 1965 г. Проверка производилась не только путем допроса шоферов автомашин, но и обслуживающего персонала гаражей, а также других лиц, наблюдавших движение транспорта в день преступления.
Естественно, что основное внимание было уделено проверке грузовых автомашин, обслуживавших шахты.
Из нашего поля зрения как-то выпали имевшиеся в поселке две легковые машины УАЗ («скорая помощь»).
Случилось это, по-видимому, потому, что в момент расследования именно эти машины обслуживали оперативную группу днем и ночью, все работники привыкли к ним, считая «своими машинами».
Правда, формально движение и этих машин также было выяснено — из гаража, где они размещались, была получена официальная справка о том, что автомашины УАЗ 7 декабря 1965 г. по дороге на шахты не ходили.
Сейчас трудно сказать, как развернулись бы события в дальнейшем, если бы не поступили сведения оперативного порядка о том, что один из шоферов скорой помощи Коломоец отдал в починку местному сапожнику свои унты, попросив заменить подошвы. Эта просьба вызвала удивление сапожника, так как подошвы сданных в ремонт унтов выглядели вполне прилично и ремонта не требовали. Коломоец объяснил сапожнику свою просьбу тем, что унты ему несколько тесны и увеличить их размер можно, только сменив подметки. Может быть, в другое время это объяснение показалось бы обычным, но сейчас, когда каждому жителю поселка было известно о следах, оставленных преступником, и о том, что изготовлялся слепок следа, оно не убедило сапожника. О сдаче унтов в ремонт стало известно нам. Унты были изъяты, но при сравнении с имевшимся слепком с места происшествия установить хотя бы общее совпадение по размеру и форме подошвенной части не удалось. Правда, рассчитывать на это было трудно по причинам, о которых я уже говорил.
Коломоец на допросе подтвердил, что унты сдал в ремонт для того, чтобы увеличить их размер, а по поводу своего места пребывания 7 декабря дал исчерпывающие объяснения, полностью подтверждавшиеся другими доказательствами. Таким образом, подозрения в отношении его отпали. Но сам факт некоторым образом напомнил, что вопрос о машинах УАЗ исследован не столь тщательно, как в отношении других автомобилей.
Материалы уголовного дела к этому времени были предоставлены уже сотнями протоколов допросов и массой Других документов, и анализ их требовал много времени и труда. Несмотря на это, было решено еще раз внимательно ознакомиться со всеми показаниями и сопоставить содержащиеся в них сведения.
Это решение оказалось правильным. При повторном ознакомлении с протоколами допросов выявился зафиксированный в одном из них факт, послуживший отправной точкой для раскрытия преступления. Сердюк — работница столовой поселка 4-го участка, расположенного в 2 км от шахт на пути в поселок Бараниха, 7 декабря окончила работу в 15 час. 30 мин. и вышла на автодорогу, чтобы на попутной машине доехать домой. Вскоре она увидела идущую со стороны шахт машину УАЗ («скорая помощь»), которая по ее сигналу остановилась. Машиной управлял знакомый ей в лицо шофер из пожарной команды, который согласился подвезти ее в поселок. По пути они нагнали идущих рабочих и дважды останавливались, чтобы посадить их в машину. В центре поселка она из машины вышла.
Вскоре она услышала о том, что взорван автобус.
Показания Сердюк давала очень уверенно, проверка их не составляла труда, так как она называла фамилии рабочих, ехавших вместе с ней. Разыскали и шофера, управлявшего машиной. Им оказался шофер пожарной команды Белый.
Как раз шофер Белый обслуживал на машине УАЗ всех нас, занимавшихся расследованием этого дела. За дни работы мы все познакомились с ним лично, и в какой-то мере он благодаря постоянным контактам с нами более других жителей поселка был осведомлен о ходе расследования.
Надо сказать, что было не совсем приятно заниматься проверкой местонахождения человека, который на протяжении многих дней, не считаясь со временем, работал на благо общего дела. Однако это было необходимо, тем более что »на допросе Белый категорически отрицал факт поездки 7 декабря на шахты. Два дня продолжались допросы Белого и лиц, видевших машину УАЗ на дороге к шахтам. Два дня Белый упорно не подтверждал в общем-то установленный факт и лишь после проведения опознаний и очных ставок, наконец, рассказал следующее.
7 декабря 1965 г. во второй половине дня к нему обратился его хороший знакомый шофер Павлович с просьбой отвезти на шахты, где он должен был получить от кого-то из рабочих обещанные ему запчасти. Поставив в известность дежурившего в этот день на машине Коломойца, Белый на машине УАЗ повез Павловича.
Не доезжая примерно 1 км до шахт, Павлович попросил его остановиться и из машины вышел, сказав, что обратно доберется на попутном транспорте.
Белый уехал в поселок Бараниха и находился в помещении пожарной команды, когда там часа через два появился Павлович, рассказавшей, что запчасти ему получить не удалось. Примерно в это же время, он, Белый, со слов товарищей узнал о взрыве автобуса. Белый пояснил также, что убежден в невиновности Павловича и потому ранее факт поездки скрывал, боясь навлечь на него подозрения. Показания Белого, бесспорно, представляли интерес и требовали тщательной проверки. Нужно было с максимальной точностью установить местонахождение 7 декабря как его самого, так и Павловича. Ранее, при проверке движения автотранспорта, было установлено, что грузовая машина Павловича ввиду неисправности находилась в день совершения преступления в гараже. Поэтому и местонахождением шофера мы не поинтересовались. Когда же в связи с показаниями Белого стали повтори о проверять это обстоятельство, то оказалось, что во второй половине дня Павлович из гаража исчез и заведующий гаражом не мог его найти. Не было его в это время и дома, что подтвердили его сестра и шофер, заходивший к нему по просьбе заведующего гаражом.
Эти данные косвенно подтверждали показания Белого, а когда был установлен и допрошен свидетель, видевший, как Павлович и Белый на машине скорой помощи выехали из гаража, стало очевидным, что показания Белого правдивы.
Немедленно все усилия участников расследования были направлены на проверку поведения Павловича, и результаты сказались незамедлительно. Допросами сестры и лиц, близко знавших его, было установлено, что Павлович — спокойный, уравновешенный человек, по характеру замкнутый, но доброжелательный, проживал в поселке Бараниха вместе со своей сестрой. Других близких у него не было. Товарищеские отношения он поддерживал с Белым, Коломойдем, а также с рабочим прииска Хайдаровым.
Павлович был холост и состоял в интимной связи с Масаловой, имеющей мужа и двоих детей. Об этой связи знал ограниченный круг лиц и, в частности, сестра Павловича, которая неоднократно настаивала на разрыве отношений брата с Масаловой. Однако он продолжал встречаться.
Выяснилось также, что до 7 декабря 1965 г. Павлович ходил на работу попеременно в валенках и унтах, а после этого дня стал ходить только в валенках. Вот, собственно, и все сведения, которыми мы располагали в тот момент, и ожидать каких-либо дополнительных данных было неоткуда. Между тем затягивать с допросом Павловича мы тоже не могли, так как не исключалось, что ему станут известны показания о нем от свидетелей.
Готовясь к допросу, я понимал, насколько мало доказательств мы имели. Анализ возможных вариантов поведения Павловича на допросе показал, что он может в конечном итоге признать факт поездки на шахты 7 декабря, объяснив это любой придуманной им или действительной необходимостью. В моем распоряжении оставался единственный вопрос: не он ли совершил преступление, так как, кроме уточнения деталей поездки, больше спрашивать у него было не о чем. Но спрашивать об этом было, конечно, наивно. Было решено использовать факт обнаружения взрывной машинки и следов обуви на месте преступления. Ведь Павлович об этих фактах отлично знал, но ему не было известно, годен ли гипсовый слепок для идентификации и обнаружили ли мы на взрывной машинке следы пальцев. Наши рассуждения сводились примерно к следующему: если Павлович преступник и если у него будут основания опасаться изобличения с помощью обнаруженных на месте происшествия следов ног и рук, то у него остается два варианта поведения: либо категорически отрицать пребывание на месте взрыва, либо признаться в совершении преступления, так как иначе он не сможет объяснить появление там его следов. Если же он не преступник, то признает факт поездки и сошлется на свидетелей, которые обязательно должны были его видеть на шахте.
Таким образом, нужно было прежде всего при допросе дать понять Павловичу, что мы очень интересуемся следами. В связи с этим одновременно с началом допроса было решено провести дома у него обыск с целью обнаружения унтов, а также, возможно, и других вещественных доказательств.
Допрос Павловича был начат с предложения рассказать о том, где он находился и чем занимался 7 декабря. Павлович внешне спокойно и обстоятельно начал свой рассказ, а я внимательно наблюдал за ним, пытаясь понять, действительно ли он так спокоен или это следствие сильной воли и хорошей выдержки. Чем больше я наблюдал за ним, тем больше появлялась уверенность, что он волнуется и только огромным напряжением воли подавляет волнение и, надо сказать, успешно.
Излишне медленная речь, частая и несколько судорожная зевота, смена положения рук и общая скованность выдавали скрытое волнение. В своем рассказе он ни словом не упомянул о поездке на шахты, и это усиливало подозрения. Я тоже об этом не упоминал и начал свои вопросы с его отношений с Масаловой. Павлович изобразил некоторую обиду по поводу этих вопросов, но я совершенно доброжелательно объяснил ему необходимость их, и намечавшийся было конфликт был ликвидирован. Павлович связь с Масаловой отрицал. Тогда я задал ему вопрос об унтах, ожидая, конечно, что он признает этот совершенно очевидный факт и даст вполне разумное объяснение об их местонахождении. К моему изумлению, Павлович заявил, что никаких унтов у него не было и он в них не ходил. Это явно свидетельствовало о том, что он не столь опытный преступник и избрал не лучший метод защиты.
Коротко записав его рассказ и ответы на вопросы, я прервал допрос с тем, чтобы узнать результаты обыска.
Как мы и ожидали, в квартире были обнаружены унты и по поводу их принадлежности уже допрошена сестра Павловича. Она рассказала, что унты принадлежат брату и он до недавнего времени их носил, а потом почему-то забросил под кровать и перестал обувать.
Поскольку по тексту статьи уже известно, что брат был взрослый, то не возникает вопроса, почему в помещении отсутствовали светлые кровати для детской комнаты.
Таким образом, наше предположение о том, что Павлович должен бояться следов на месте преступления, подтверждалось. Нужно было дать ему понять, что нас интересуют и его пальцевые отпечатки.
Составив постановление о получении пальцевых отпечатков, я по всем правилам, предусмотренным УПК, организовал изготовление дактилокарт. Для этой цели Павловича пригласили в комнату, где нами с экспертом НТО была развернута походная криминалистическая лаборатория, и в присутствии понятых с его пальцев было получено несколько дактилокарт как обычным способом, так и способом бесцветного дактилоскопирования. Во время этого следственного действия Павлович мог видеть стоявшую упакованной на столе взрывную машинку, обнаруженную на месте преступления.
Перед дактилоскопированием Павловичу предложили помыть руки, и когда мы стали внимательно при- сматриваться к его пальцам, то увидели, что кожа в области первых фаланг выглядит намного свежее, чем на всех остальных местах. Оказалось, что первые фаланги всех десяти пальцев подвергались какому-то воздействию и кожа с них сошла, открыв новый, свежий и чистый слой. На наш вопрос Павлович ответил, что случайно сжег пальцы электролитом. Это объяснение было явно неправдоподобным, так как при случайном ожоге не могло быть такой ровной границы на уровне первого сустава каждого пальца, однако изобличать его в этой лжи в тот момент было нецелесообразно.
И опять вопрос об унтах. Павлович продолжает отрицать. Я записываю его показания, предъявляю обнаруженные при обыске унты и зачитываю выдержку из протокола обыска. Павлович меняет показания и признает, что унты эти его, но прямого ответа о причинах предыдущего отрицания этого факта не дает и при этом начинает нервничать, срываться.
Я прерываю допрос. Нужно еще раз подчеркнуть для Павловича важность следов ног, обнаруженных на месте преступления. В протоколе осмотра описаны элементы дорожки следов, уходившей от места взрыва, и поэтому есть основания, да и необходимость, получить дорожку следов экспериментально. Составляю постановление и опять совместно с экспертом НТО проводим это следственное действие. Рулончик бумаги расстилаем в коридоре на расстоянии 7—8 м, а войлочные подошвы унтов смачиваем водой и покрываем тонким слоем порошка родамина. Все это делаем в присутствии понятых, а затем приглашаем Павловича, предлагаем ему одеть унты и пройти по расстеленной на полу бумаге. Павлович сначала не понимает, для чего это делается, хотя и ознакомлен с постановлением, но, увидев тянущийся за собой след, начинает нервничать еще больше.
Я считаю необходимым так подробно остановиться на описании всего комплекса работы с подозреваемым по двум причинам. Во-первых, у нас так много написано о порочности отношения к признанию обвиняемого, как к «царице доказательств», что у начинающих следователей может сложиться представление о ненужности подобной работы, поскольку признания якобы не имеют существенной ценности. Во-вторых, у нас еще очень скудны описания различных приемов работы следователя с подозреваемым или обвиняемым. В лучшем случае описываются способы предъявления доказательств, методы «наступательного» допроса и т. п. Методы же психологической подготовки обвиняемого к признанию, в связи с боязнью обвинения в незаконности их описываются очень робко или замалчиваются совсем.
На самом же деле это не так. В настоящее время ни один серьезный следователь не считает признание обвиняемого «царицей доказательств», но в то же время не считает признание рядовым доказательством.
Все-таки в большинстве случаев подробные показания обвиняемого оказываются весьма важными потому, что позволяют добыть новые доказательства. Таким образом, признание подозреваемого или обвиняемого, являясь обычным, рядовым доказательством в смысле оценки, в то же время представляет для расследования в целом большую ценность. На мой взгляд, нужно относиться к решению этого вопроса объективно и, отвергая теорию «царицы доказательств», говорить прямо о желательности получения правдивых показаний, содержащих подробное описание совершенного преступления.
Что же касается методов психологического порядка, то они, конечно же, не ограничиваются единственно тактикой допроса. К ним должны быть отнесены предъявление (подозреваемым не всегда бесспорных доказательств, не совсем определенные, «намекающие» действия или вопросы следователя и т. п. Критерием их разумности должны быть строжайшее соблюдение социалистической законности, также мораль и этика следователя как государственного служащего. На мой взгляд, ханжество при решении этого вопроса так же недопустимо, как и произвол.
Описываемое дело подтверждает высказанную точку зрения.
После короткого перерыва допрос был возобновлен.
На этот раз Павловичу были заданы вопросы, содержание которых говорило о том, что его отсутствие в гараже и дома во второй половине дня 7 декабря нам известно. Павлович продолжал утверждать, что он находился в гараже. Дальнейший допрос был построен по известному принципу «наращивания» доказательств. По поставленным вопросам Павлович убеждался, что имеются свидетели, разыскивавшие его в гараже в тот день, а также известен человек, видевший момент выезда его вместе с Белым из гаража, и, наконец, Белый, привезший его к месту преступления.
Ответы Павловича свидетельствовали о его полной растерянности, так как на все вопросы он отвечал одними отрицаниями, никак не объясняя очевидные факты.
Во время допроса в кабинет вошел эксперт НТО и передал соответствующим образом размеченные крупномасштабные фотографии гипсового слепка следа с места происшествия и подошвенной части унта Павловича. На протяжении всей беседы эти фотографии лежали на столе и явно привлекали внимание подозреваемого.
Оформив протокол допроса, я опять сделал перерыв, полагая, что обдумывание на досуге своего поведения поможет понять подозреваемому безвыходность положения и нелепость ответов.
Через непродолжительное время было решено еще раз попытаться получить у Павловича ответы на те же самые вопросы, но уже на очных ставках.
Все свидетели уверенно давали показания, но Павлович продолжал все отрицать. Спорить он даже и не пытался, а просто отвергал факты. Было видно, что им руководит уже не здравый смысл, а отчаяние. Он стал апатичным, углубился в себя.
Имевшиеся доказательства были полностью исчерпаны, допросы прекращены, и Павловичу объявлено, что он арестован. Оставалась надежда, что он не сможет долго выдержать унизительную роль человека, отрицающего очевидные факты.
Чтобы облегчить мучительный для подозреваемого переход от полного отрицания вины к признанию ее, было принято решение использовать еще один тактический прием, который на практике встречается довольно часто и заключается в смене допрашивающего.
Упрощенно целесообразность этого приема можно обосновать следующим образом.
Признанию преступника препятствует не только боязнь наказания, но и другие психологические факторы.
Среди них могут быть уязвленное самолюбие и чувство неловкости и стыда перед следователем, которому он неоднократно говорил «нет», а затем вынужден сказать «да». Этот резкий переход может быть облегчен, если в подходящий момент допрос будет проведен другим лицом, достаточно авторитетным для обвиняемого. Этим, например, можно объяснить нередкие случаи признания подозреваемых и обвиняемых во время беседы с прокурором. Бесспорно, что результативность такого допроса будет зависеть от подготовки допрашиваемого на предыдущих допросах и от того, насколько тактически правильно будет построена последующая беседа.
В описываемом деле Павловича вызвал на допрос заместитель прокурора области тов. Сахно В. П. Тщательно подготовленная беседа с ответственным работником прокуратуры привела к желаемому результату: Павлович признался и подробно рассказал, а позже написал собственноручно о мотивах, подготовке и совершении преступления.
Оказалось, что, желая избавиться от мужа своей любовницы, но не нашел другого выхода, кроме его убийства. Любой вариант убийства не подходил, так как подозрения сразу же пали бы на него. Тогда он решил подорвать автобус, в котором Масалов обычно возвращался с работы. В этом случае жертвами становились многие и таким образом скрывались истинные мотивы совершения преступления. Необычная жестокость преступления, по расчетам Павловича, также помогла скрыть истинные его цели. В этом он, между прочим, оказался прав, так как до последних дней расследования среди всех рабочих версий любовь или ревность, как мотивы совершения преступления, нами оставлялись на одном из последних мест.
Кстати, Масалова в подорванном автобусе не оказалось. За неделю до случившегося он поменялся сменами с другим рабочим. Павлович, установивший время работы смены Масалова дней за двадцать до взрыва и точно рассчитавший его график, непосредственно перед выполнением своего плана это обстоятельство не перепроверял, боясь навлечь та себя подозрения.
В показаниях Павлович назвал своего товарища Хайдарова, который в ноябре 1965 года помог ему украсть взрывную машинку на шахте. Хайдаров подтвердил этот факт и пояснил, что, как он думал, Павловичу машинка была нужна для глушения рыбы. Тщательная проверка подтвердила непричастность Хайдарова к подрыву автобуса.
Показания Павловича проверялись на месте преступления, что позволило с исчерпывающей очевидностью подтвердить его полную осведомленность и ориентировку на месте.
Преступление было раскрыто в течение двадцати дней.
Собранных доказательств оказалось вполне достаточно для рассмотрения дела в суде. Павлович приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение.
Прокуpop-криминалист прокуратуры Магаданской области советник юстиции Б. Л. Пискарев
