Разоблачение взяточников в институте
В середине сентября 1968 года в УБХСС УВД Мосгорисполкома города Москвы поступило сообщение о том, что некоторые преподаватели Московского полиграфического института (МПИ) занимаются вымогательством и получением взяток от абитуриентов и их родственников за оказание содействия в незаконном поступлении в институт.
С целью проверки этого сообщения работники УБХСС изъяли в МПИ несколько письменных работ, экзаменационных листов и личных дел абитуриентов.
Узнав о том, что документами, связанными с зачислением в институт, заинтересовались органы милиции, в УБХСС с письменным заявлением о даче взятки члену экзаменационной комиссии по русскому языку и литературе Алпатовой обратилась Мараева, поступавшая в указанный институт.
Спустя несколько дней с аналогичным заявлением обратилась абитуриентка Хотянович.
В те далекие времена общежитие Московского полиграфического института, впрочем, как и любого другого общежития при учебном заведении, по удобству и комфорту чем-то напоминало современные хостелы Москвы.
30 сентября в отношении Алпатовой было возбуждено уголовное дело по ч. 2 ст. 173 УК РСФСР. В тот же день Мараеву, Хотянович и их родственников допросили. Они подтвердили факты передачи взяток. На следующий день вызвали Алпатову. Первоначально она отрицала получение взяток, но после очных ставок с Мараевой и Хотянович призналась в содеянном и рассказала о фактах, в тот момент еще неизвестных следователю, назвала своего соучастника — преподавателя Березовского.
4 октября Алпатовой предъявили обвинение, и она была арестована.
Несколько названных Алпатовой взяткодателей на допросах полностью или частично подтвердили показания о даче ей и Березовскому взяток. Последний после некоторого запирательства признал отдельные эпизоды преступной деятельности. В отношении него также была избрана мера пресечения в виде содержания под стражей.
17 октября 1968 г. дело поступило для дальнейшего расследования в прокуратуру Москвы.
После поступления дела в прокуратуру, в связи с большим объемом предстоящей работы и актуальностью дела, была создана бригада следователей.
С самого начала встала задача — выработать план расследования, методы собирания доказательств.
При изучении материалов дела выяснилось, что работа, проделанная УБХСС, несмотря на ее значительный объем и определенные разультаты, носила недостаточно организованный характер. В следственных действиях не чувствовалось целеустремленности, проверяемые обстоятельства исследовались недостаточно глубоко.
Определив основные направления расследования, члены следственной бригады распределили между собой участки работы. Помимо общего сводного плана каждый член следственной бригады имел конкретный план работы на закрепленном за ним участке. Эти планы в свою очередь были разбиты на разделы по эпизодам и личностям. По мере выполнения задания каждый следователь вносил изменения и дополнения в свой план. На основании таких корректив соответствующие изменения делались и в общем плане расследования. Вся информация о проделанной работе сосредоточивалась у руководителя группы, который координировал и направлял всю работу.
Так, непосредственной проверкой роли Алпатовой и Березовского в совершенном преступлении занимались специально выделенные следователи. Расследованием обстоятельств, касающихся других преподавателей, деятельность которых требовалось проверить, занимался другой следователь.
В общем виде план намеченной работы, включавший проверку всех обстоятельств, подлежащих расследованию, выглядел примерно так:
— выяснение порядка и правил поступления в вузы;
— установление фактов нарушений этих правил в ходе вступительных экзаменов;
— выявление лиц, ответственных за такие нарушения в каждом конкретном случае; установление причин, приведших к нарушениям;
— собирание доказательств по установленным эпизодам взяточничества, выявление новых эпизодов;
— уяснение роли каждого из преподавателей, принимавших экзамены у абитуриентов-взяткодателей.
Тщательно изучался порядок проведения приемных экзаменов в вузы, выяснялся круг лиц, ответственных за их проведение, конкретные права и обязанности членов приемной и экзаменационных комиссий. Для этого из МПИ истребовали необходимые нормативные акты, приказы, инструкции Министерства высшего и среднего специального образования СССР и тщательно изучили их. Это было необходимо и для того, чтобы свободно ориентироваться в различных документах, критически воспринимать показания на допросах, правильно оценивать действия преподавателей.
После ознакомления с правилами, приказами следователи знали, какие«документы могут понадобиться в ходе расследования. Из института изъяли письменные работы, экзаменационные листы, экзаменационные ведомости в двух экземплярах, личные дела всех абитуриентов двух факультетов: книговедения (вечернее, дневное и заочное отделение) и редакторского. Эти факультеты были выбраны потому, что именно там согласно полученным данным имели место факты взяточничества. В отдельных случаях изымались аналогичные документы лиц, поступавших и на другие факультеты. Кроме того, были истребованы списки абитуриентов по группам, приказы ректора о зачислении их в вуз, приказы о составах приемной комиссии и экзаменационных комиссий, протоколы заседаний приемных и экзаменационных комиссий и т. д.
Для выявления роли и конкретных действий преподавателей, которые сами взяток не брали, но по просьбам взяткодателей оказывали содействие в завышении оценок абитуриентам, была организована соответствующая работа.
Пользуясь составленной картотекой па всех известных взяткодателей (по мере поступления новых данных картотека дополнялась), следователи сделали выборку и завели персональные лицевые карточки на каждого названного абитуриентами преподавателя. Карточки разбили на разделы, в которых против выявленных фактических данных, подлежащих проверке, указывались вопросы, требующие выяснения на допросе; была выработана последовательность следственных действий, если эта проверка не могла быть полностью завершена на допросе.
Таким образом, при вызове па допрос каждого преподавателя следователь полностью представлял себе весь комплекс подлежащих выяснению вопросов, знал, какие допущены нарушения, чем они подтверждаются и т. д.
Такая подготовка к допросам исключала излишние вопросы и положительно сказалась на эффективности данного следственного действия. Кроме того, значительно экономилось время. В некоторых случаях преподаватели допрашивались и по отдельным эпизодам, но лишь тогда, когда это вызывалось необходимостью. После проверки фактов, касающихся какого-либо преподавателя, карточка «закрывалась» или, наоборот, развертывалась, дополнялась новыми сведениями и вытекавшим из этого планом работы. Допросы преподавателей МПИ позволили уяснить порядок проведения приемных экзаменов, а также обстановку проведения экзаменов. Большинство преподавателей, осознав неправильность своих действий на экзаменах, подробно, рассказывали не только о допущенных ими нарушениях, уже известных следователю, но и сообщали о новых фактах.
В ходе допросов особое внимание было обращено на установление обстоятельств, способствовавших взяточничеству, и иные преступные проявления в институте.
Путем допросов нескольких десятков преподавателей, членов приемной и экзаменационных комиссий, технических работников таких комиссий, а также большого количества абитуриентов расследование установило, что в МПИ грубо нарушались указанные правила и положения о приемных экзаменах.
Нарушения были очень серьезными и по существу сводили па нет правила, гарантирующие объективность при определении уровня знаний абитуриентов.
Так, устные экзамены, как правило, принимались одним преподавателем, хотя в документах с целью видимости соблюдения требований инструкций ставились две подписи.
В нарушение приказа Министерства высшего и среднего специального образования СССР от 13 июля 1964 г. № 187, который регламентирует правила приема абитуриентов в институт и определяет обязанности ответственного секретаря приемной комиссии, Писарев — секретарь комиссии МПИ не обеспечил секретности шифровки и дешифровки письменных работ, перепоручая эту работу членам предметных экзаменационных комиссий: Яковлевой, Лосевой, Березовскому, Алпатовой, Коцарь, Макарову и др. Не было организовано должное хранение титульных листов и письменных работ, которые находились в незапираемом деревянном шкафу или на столах в комнате экзаменационной комиссии.
Обвиняемый Березовский показал, что зашифрованные титульные листы хранились в аудитории № 112 и доступ к ним имело практически любое заинтересованное лицо. В результате Березовский и Алпатова заранее знали, под каким шифром значится абитуриент, за которого им дана взятка, и имели возможность выбрать и проверить их работы. Пользуясь небрежным хранением письменных работ, они организовали переписку сочинений для получения более высокой оценки, унося эти работы из экзаменационной комнаты.
В нарушение приказа Министерства высшего и среднего специального образования от 4 апреля 1968 г. № 293, приложения к приказу Министерства высшего и среднего специального образования от 6 июля 1956 г. № 470, которые предусматривают порядок хранения, оформления и подписания экзаменационных ведомостей, Писарев устранился от подписи экзаменационных ведомостей и экзаменационных листов, передоверив это своему заместителю Курбатовой. Яковлева вела всю работу по регистрации, сверке экзаменационных ведомостей и листов.
Работу названных лиц Писарев не контролировал и тем самым не обеспечил должным образом регистрацию, выдачу и хранение указанных документов.
Используя халатность Писарева, Березовский и Алпатова в целях получения взяток производили незаконную замену экзаменационных листов, переписку и перепечатку экзаменационных ведомостей для исправления оценок в сторону завышения. В новых экземплярах они просили экзаменаторов проставить оценку и расписаться, что те, как правило, и делали, веря объяснениям о технических причинах изменений.
Учитывая, что преступники не имели доступа к экземплярам ведомостей, хранившихся в бухгалтерии, мы сопоставили эти экземпляры с экзаменационными ведомостями приемной комиссии. Во многих случаях выявилось несоответствие сведений в различных экземплярах одних и тех же ведомостей: не совпадал шрифт пишущих машинок, имелись ошибки в фамилиях, датах проведения экзаменов, подписях, количестве фамилий абитуриентов и т. д. Эти доказательства переписки ведомостей сыграли важную роль в изобличении преступников.
В приемной комиссии не соблюдался порядок регистрации документов, поступавших от абитуриентов. Регистрационные журналы по приему документов велись небрежно, абитуриенты не всегда расписывались в получении экзаменационных листов, дата их получения в журнале зачастую не проставлялась. Все это также использовалось преступниками в своих целях. Так, абитуриент Каценеленбоген при содействии Березовского и Алпатовой дважды сдавал экзамены на вечернее отделение факультета книговедения. Абитуриентке Мараевой был незаконно перенесен экзамен с сентября на август, и она в один день, 15 августа, при содействии тех же Березовского и Алпатовой, сдала документы, получила экзаменационный лист и написала сочинение.
Путем допросов преподавательского состава и членов приемной комиссии института расследование установило, что конфликтной комиссии в МПИ не существовало. Пересмотр оценок производился порой без опроса абитуриентов и в большинстве случаев одним преподавателем.
Несмотря на это, Писарев подписывал протоколы таких мнимых комиссий. Протоколы оформлялись прошедшим числом, нередко людьми, не имеющими отношения к работе комиссии.
Несмотря на запрещение поверки письменных работ вне стен высшего учебного заведения, подобная деятельность широко практиковалась.
К работе по непосредственному изобличению взяточников, которая в значительной степени облегчалась признанием Алпатовой и Березовского (хотя, как выяснилось позже, они рассказали не о всех случаях взяточничества), следователи приступили с дополнительных допросов обвиняемых по всем обстоятельствам дела. Это было необходимо потому, что ранее их допрашивали по отдельным эпизодам и в некоторых случаях имелись противоречия. Помимо того, появились сведения о новых фактах взяточничества.
Поскольку Алпатова и Березовский помнили многих взяткодателей только по именам или фамилиям, а среди абитуриентов оказалось много однофамильцев, поступавших не только на одни и те же факультеты, но и на одни отделения, пришлось дополнительно допросить обвиняемых с предъявлением им всех необходимых документов, включая экзаменационные листы с фотографиями.
Допросы с предъявлением экзаменационных документов были важны и для выяснения конкретной роли каждого преподавателя в оказании содействия преступникам, для выяснения причин исправлений тех или иных документов, подлинности подписей и т. д.
Таким образом, допросы обвиняемых с предъявлением документов, во-первых, служили проверкой их показаний о конкретных фактах взяточничества, во-вторых, помогали определить круг преподавателей и представителей администрации института, причастных к злоупотреблениям, в-третьих, в ходе таких допросов уточнялось время передачи взяток по датам сдачи экзаменов в экзаменационных листах.
После этого, поскольку в показаниях- Алпатовой и Березовского имелись противоречия по поводу их конкретной роли в получении взяток, в суммах, полученных от взяткодателей и обращенных в пользу каждого из них, было проведено несколько очных ставок между обвиняемыми. Ряд существенных расхождений в их показаниях был устранен.
Параллельно велась работа с взяткодателями, известными как по заявлениям последних, так и по показаниям обвиняемых.
Исходными данными по большинству фактов взяточничества служили показания самих обвиняемых.
Проверка каждого эпизода начиналась с исследования необходимых документов. Выяснив всех лиц, могущих быть причастными к даче взятки или знавших об этом (родственники, близкие, знакомые и т. д.), вызывали их и допрашивали в одно время, но порознь. За некоторыми исключениями, такая организация допросов дала положительные результаты. После этого для уточнения показаний и устранения противоречий в показаниях взяткодателей и иных лиц, причастных к даче взятки, с одной стороны, и обвиняемыми — с другой, проводились очные ставки.
Так как взяткодатели обычно хорошо знали обвиняемых и в лицо и по фамилиям, необходимость в проведении опознаний отпадала.
На очных ставках обязательно проверялось, было ли в конкретном случае вымогательство взятки. Так, если в отношении взяткодателей Каценелеибогена, Жмурова, Агейкиной, Владимирской и других Алпатова первоначально отрицала вымогательство, то на очных ставках или последовавших вслед за этим допросах признала данное обстоятельство.
Поскольку большинство взяток родственники абитуриентов передавали Алпатовой на ее квартире, во время их допросов следователи интересовались описанием комнат, расположением обстановки, а в необходимых случаях выезжали совместно с ними на место дачи взятки. Правильное указание взяткодателями местонахождения квартиры Алпатовой, описание ее устройства убеждали в правильности показаний обвиняемых.
Описанный метод установления и доказывания фактов взяточничества, который условно можно назвать «от взяткополучателя — к взяткодателю», несложен и вряли нуждается в подробном рассмотрении. На других же методах следует остановиться подробнее.
В процессе допросов свидетелей и взяткодателей выяснялись известные допрашиваемым случаи дачи взятки другими лицами. Так, один из взяткодателей показал, что слышал от своих товарищей о получении взятки Алпатовой и Березовским от одной абитуриентки по имени Татьяна, поступившей на вечернее отделение факультета книговедения. Свидетель не запомнил внешности абитуриентки и поэтому предъявлять ему экзаменационные листы с фотокарточками не имело смысла.
Для проверки его показаний были отобраны все абитуриентки по имени Татьяна, поступавшие на указанный факультет, в экзаменационных листах которых стояли подписи Алпатовой и Березовского.
Для дальнейшего сужения круга проверяемых лиц были сверены оценки в аттестатах зрелости и экзаменационных листах. Следователи отобрали тех, у кого против посредственных школьных знаний, в особенности по русскому письменному, в экзаменационных листах стояли хорошие и отличные оценки. Таких подозреваемых оказалось 5—6 человек. Личные дела этих абитуриенток предъявили Алпатовой и Березовскому. Однако они категорически отрицали наличие преступной связи с кем-либо из них.
Несмотря на это, проверка не была прекращена. Личные дела тех же лиц были предъявлены преподавателям, которые принимали у них экзамены, У преподавателей выяснилось, не обращались ли к ним Березовский или Алпатова по поводу «подстраховки» кого-либо из этих девушек. Преподаватель истории СССР Осипов показал, что он по просьбе Березовского завысил оценку на экзамене абитуриентке Калининой Татьяне.
Вызванная на допрос Калинина отрицала факт дачи взятки. Однако спустя некоторое время она добровольно призналась в том, что дала взятку Алпатовой и после первого допроса мучилась от того, что сказала неправду. Обвиняемый Березовский на допросе признал, что за «подстраховку» Калининой Татьяны он получил от Алпатовой 100 руб. После-очной ставки с Калининой Алпатова признала получение взятки в сумме 400 руб.
К тому же она признала и вымогательство, о чем ранее говорила Калинина.
Абитуриент Жмуров на допросе показал, что ему известно от абитуриентки, сдававшей вместе с ним экзамен на факультет книговедения, но не поступившей в институт, о даче взятки Алпатовой. Жмуров описал внешность этой абитуриентки и сказал, что ее фамилия начинается с буквы «П».
Подобрав все личные дела абитуриенток, фамилии которых начинаются с указанной буквы, предъявили их Жмурову, и тот опознал абитуриентку Петрович как то лицо, о котором он дал показания. Тут же мы допросили преподавателей иностранного языка и истории, принимавших у Петрович экзамены.
Преподаватель иностранного языка Либерман-показала, что, когда она ставила Петрович удовлетворительную оценку, последняя стала просить ее не делать этого, так как за нее должна была хлопотать Алпатова.
Вызванная па допрос Петрович пришла вместе с матерью и передала следователю заявление о даче Алпатовой взятки в сумме 300 руб. На допросе Петрович и ее мать показали, что Алпатова вымогала у них взятку в сумме 400 руб., но в связи с тем, что по иностранному языку Петрович получила нежелательную оценку, за этот экзамен они 100 руб. ей не дали. При этом Петрович пояснила, что она ошибочно попала в группу лиц, сдававших экзамен Либермап, а должна была сдавать его преподавателю Копачевой, к которой ее направляла Алпатова.
Некоторые новые факты взяточничества были выявлены и при работе с документами. Так, при проверке документов абитуриентки Сапиро было обращено внимание на то, что в экзаменационном листе оценка «хорошо» без всяких оговорок исправлена на «отлично». Принимавший этот экзамен преподаватель Осипов рассказал, что оценку Сапиро он исправил необоснованно в связи с тем, что об этом его очень просил Березовский. Тщательно продумав тактику допросов по данному эпизоду Березовского, а затем Алпатовой, следователи допросили их, и они оба признались в получении взятки с Сапиро в сумме 200 руб. После этого допросили Сапиро, которая дала аналогичные показания.
По одному эпизоду взяткодатель на следствии отрицал факт дачи взятки.
С февраля по июль 1968 года Зафотаева Белла брала уроки русского языка и литературы у Алпатовой, готовясь к вступительным экзаменам в МПИ. Мать Беллы — Зафотаева Е. Г. в этот период неоднократно бывала у Алпатовой, интересуясь успехами дочери, ходом занятий, а также возможностями поступления в институт.
В 20-х числах июля, незадолго до начала приемных экзаменов в МПИ, Зафотаева Е. Г. договорилась с Алпатовой о даче ей взятки в сумме 500 руб. В конце июля па квартире Алпатовой Зафотаева передала ей условленную сумму в качестве взятки за завышение оценок и незаконное поступление дочери в институт.
В одном из первых своих показаний Алпатова рассказала о том, что в числе других она вместе с Березовским получила взятку и от Зафотаевой. Поскольку показания по этому эпизоду носили общий характер, Алпатова была передопрошена с подробным выяснением у нее даже малозначительных обстоятельств, имеющих отношение к данному событию. Алпатова, в частности, показала, что абитуриентке Зафотаевой дважды незаконно заменялся экзаменационный лист. Происходило это так: получив взятку и поделив ее с Березовским, они стали осуществлять план устройства Зафотаевой на дневное отделение факультета книговедения. Сочинение Зафотаева написала на «хорошо», по русскому устному Березовский ей поставил «отлично», по иностранному языку она получила лишь хорошую оценку, хотя Березовский лично и через заведующего кафедрой иностранного языка Виноградского добивался отличной оценки. При сдаче экзаменов по истории Березовский написал записку преподавателю с просьбой поставить Зафотаевой «отлично». Знания Зафотаевой по этому предмету были не выше, чем на удовлетворительную оценку, но ей поставили «хорошо».
Таким образом она набрала только 17 непроходных баллов. Тогда Березовский поставил Зафотаевой за переписанное сочинение отличную оценку. Из-за изменения экзаменационной оценки потребовалось заменить экзаменационный лист и ведомость. С помощью знакомых преподавателей Березовский организовал такую замену, и в новый экзаменационный лист были проставлены отличные оценки по русскому устному и письменному, а также перенесены хорошие оценки по другим предметам.
Прежний экзаменационный лист уничтожили. Но оказалось, что и 18 баллов недостаточно для поступления в институт. Тогда с общего согласия Алпатовой, Березовского и Зафотаевой Е. Г. было решено, что Белла будет поступать на вечернее отделение того же факультета. Та подала соответствующее заявление и стала «сдавать» экзамены. Сочинение она переписала с прежнего, за что Алпатова и Березовский поставили ей «отлично». Такую же оценку они без экзаменов поставили и по русскому устному. Березовский сумел добиться такой же оценки и по другим предметам. Таким образом Зафотаева «набрала» 20 баллов из 20.
Березовский в основном подтвердил показания Алпатовой по этому эпизоду и дополнил их.
Из его показаний следовало, что при первоначальной сдаче экзамена по иностранному языку Зафотаевой он просил преподавателей Виноградского, Данилову, Либерман поставить ей отличную оценку. Преподаватель Либерман отказалась сделать это и поставила Зафотаевой, в соответствии с ее знаниями, «хорошо». По поводу сдачи экзаменов по истории он обращался к преподавателям Осипову, Сыч, Вещикову. Так как Зафотаева набрала лишь 17 непроходных баллов, он и Алпатова организовали переписку сочинения, оцененного им на «отлично».
Старое сочинение Березовский изъял из шкафа в аудитории и уничтожил после переписки. При содействии председателя экзаменационной комиссии Яковлевой ему удалось «перенести» в новый экзаменационный лист хорошие оценки по иностранному языку и истории.
Во время сдачи Зафотаевой экзаменов на вечернее отделение он «подстраховал» ее по иностранному языку через преподавателя Теплову, по истории — через Осипова, которые поставили отличные оценки. Располагая такими показаниями Алпатовой и Березовского, были проверены документы Зафотаевой.
При осмотре регистрационного журнала оказалось, что там имелась дата рыдачи экзаменационного листа—30 июня 1968 г., а в имевшемся таком же документе на дневное отделение дата отсутствовала, но значилось, что в один и тот же день, 1 июля, Зафотаева написала сочинение и сдала устный экзамен по русскому языку. Изучение экзаменационных ведомостей показало, что указанные в них даты сдачи экзаменов не совпадают с датами сдачи тех же экзаменов по экзаменационному листу.
Экзаменационные ведомости были подписаны Курбатовой, которая в то время не была правомочна подписывать эти документы. Более того, выяснилось, что в это время ее вообще в Москве не было, так как она уезжала в отпуск. Это подтвердили и свидетели. Экзаменационные ведомости на вечернее отделение, также подписанные Курбатовой, содержали только одну фамилию Зафотаевой. Все это подтверждало показания Алпатовой и Березовского о фальсификации документов.
К этому времени следствие располагало достаточно откровенными показаниями Яковлевой. Поэтому допросы преподавателей и лиц, ответственных за проведение экзаменов, для восстановления подлинных событий сдачи Зафотаевой экзаменов было решено начать с Яковлевой.
Яковлева рассказала, что Березовский и Алпатова неоднократно просили ее воздействовать на ряд преподавателей по истории и иностранному языку с целью незаконного завышения оценок Зафотаевой.
С такими просьбами она обращалась к Осипову, Сыч, Либерман и Копачевой.
Эти просьбы повторялись несколько раз.
Поскольку у следователя имелись сомнения в подлинности подписей председателя экзаменационной комиссии по русскому языку и литературе Федоровой в сочинении и экзаменационном листе Зафотаевой, целесообразно было допросить ее первой из преподавателей. В начале допроса Федоровой был задан вопрос — как могло случиться, что она у Зафотаевой приняла в один денБ два экзамена. Федорова заявила, что этого быть не могло.
Тогда ей предъявили сочинение и экзаменационный лист Зафотаевой. Осмотрев подписи, Федорова заявила, что в письменной работе ее подпись подделана. Данную работу она не проверяла. В экзаменационном листе подписи поставлены ею, но, как она вспомнила, сделала это она по просьбе Березовского, который однажды принес ей экзаменационный лист и ведомость и сказал, что она забыла в них расписаться. Она расписалась, не обратив внимания на даты в экзаменационном листе. В связи с показаниями Федоровой была назначена почерковедческая экспертиза, которая дала заключение о поддельности подписи Федоровой на письменной работе Зафотаевой.
Готовясь к допросу Курбатовой, следователи сопоставили экзаменационные ведомости, в которых значилась фамилия Зафотаевой, с ведомостями, которые составлялись в то же время на абитуриентов других групп. При сравнении этих ведомостей обращало на себя внимание несовпадение шрифта пишущих машинок. В присутствии Курбатовой были проанализированы все указанные обстоятельства, в результате чего она была вынуждена признать, что экзаменационные ведомости Зафотаевой были перепечатаны и вместе с экзаменационным листом подписаны ею задним числом после назначения ее на должность заместителя ответственного секретаря приемной комиссии. Сделала она это по просьбе Березовского, не желая портить с ним отношений. Курбатова показала также, что Березовский обращался по поводу «подстраховки» Зафотаевой ко многим преподавателям.
Свидетель Либерман показала, что, хотя по вопросу «подстраховки» Зафотаевой к пей обращались Яковлева, Березовский, Випоградский, Данилова и другие лица, она поставила абитуриентке хорошую, а не отличную оценку.
Спустя несколько дней после экзаменов к ней снова пришла Зафотаева и предъявила новый, неоформленный экзаменационный лист. Либерман отказалась принимать экзамен. Позже к ней обратилась Яковлева и, подав ей тот же экзаменационный лист, который был уже дооформлен и в котором имелись отличные оценки по русскому языку и сочинению, упросила ее поставить прежнюю хорошую оценку. Такую просьбу Либерман выполнила и продублировала оценку в экзаменационной ведомости.
Аналогичные показания по изложенным обстоятельствам дала преподаватель иностранного языка Теплова, дополнив, что при поступлении Зафотаевой на вечернее отделение она по просьбе Березовского поставила в экзаменационном листе и ведомостях оценку «отличзю» без сдачи абитуриенткой экзаменов.
Преподаватели истории Осипов, Сыч, Вещиков показали, что в июне 1968 года перед экзаменами к ним обратились Березовский и Алпатова и просили поставить Зафотаевой отличную оценку. Знания Зафотаевой были посредственными, и они с трудом поставили ей «хорошо».
Эту оценку они позднее перенесли в новый экзаменационный лист (о поступлении на дневное отделение) и в новые экзаменационные ведомости по просьбе Яковлевой, Алпатовой и Березовского. Осипов дополнил, что в сентябре он принимал у Зафотаевой экзамен еще раз, но уже на вечернее отделение, и вместо низкой оценки, соответствовавшей знаниям абитуриентки, поставил ей по ходатайству Березовского отличную оценку.
После получения изложенных данных Березовского допросили вновь. Он признал все изложенные выше обстоятельства.
Тщательное исследование всех обстоятельств по этому эпизоду во многом предопределялось позицией, которую заняли мать и дочь Зафотаевы, упорно отрицавшие факт передачи взятки. На многочисленных допросах они утверждали, что документы не фальсифицировались, экзамен Зафотаева Белла сдавала на законных основаниях, без какой-либо «подстраховки» со стороны преподавателей. Свою позицию, несмотря на очевидную несостоятельность своих доводов, они отстаивали и на проведенных девяти очных ставках с указанными выше обвиняемыми и свидетелями,
Материалами дела Зафотаева была изобличена в даче Алпатовой и Березовскому взятки, и ей было предъявлено обвинение по соответствующей статье уголовного кодекса. В судебном заседании, поняв, что запираться бессмысленно, она призналась в содеянном.
В отношении остальных взяткодателей уголовное дело прекращено на законном основании.
Действия взяточников Алпатовой и Березовского были квалифицированы по ч. 2 ст. 173 УК РСФСР, так как они получали взятки неоднократно, а в ряде случаев (по 15 эпизодам) путем вымогательства.
Другим отягчающим обстоятельством, повлиявшим на квалификацию действий обвиняемых по ч. 2 указанной статьи и на меру наказания, послужил тот факт, что преступники являлись членами экзаменационных и приемной комиссий института, занимали ответственное положение, что возлагало на них исключительные обязанности по беспристрастной оценке знаний абитуриентов.
Опасность данного преступления заключалась в том, что взяточники, будучи связаны с воспитанием молодого поколения, формированием духовного облика советского человека, дискредитировали высокое звание советского педагога, морально калечили молодых людей, только вступавших в жизнь. Московский городской суд признал всех обвиняемых виновными в инкриминированных им деяниях и приговорил к различным мерам наказания. В частности, Алпатова и Березовский осуждены к 15 годам лишения свободы каждый.
Для устранения причин и условий, способствовавших совершению преступлений в институте, и с целью пресечения подобных преступных проявлений в будущем прокуратура Москвы внесла представление в Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР.
С этой целью дважды в ходе расследования дела в прокуратуре Москвы проводились расширенные совещания с приглашением представителей руководства института.
За допущенные злоупотребления и нарушения более 10 человек из числа административных работников и преподавателей института привлекли к строгой ответственности.
Старшие следователи прокуратуры Москвы младший советник юстиции В.Б. Кассарин, младший советник юстиции В.А. Образцов.
